- Кто начальник колонны? - спросил я в упор офицера, стоявшего ближе всего ко мне.
- Я начальник колонны. А вам что за дело? - нехотя и не сразу, с каким-то пренебрежением в голосе ответил мне стройный офицер в чине полковника.
- Приказываю вам немедленно освободить задержанного советского командира, - сказал я начальнику колонны и, не обращая внимания на его реакцию, повернулся к Николаеву со словами:
- Прошу вас, товарищ Николаев, пройти в машину, я сам закончу с ними разговор. А вам, господин полковник, приказываю сдать оружие, а затем распорядиться сделать то же самое и подчиненным вам людям.
Пока мы переговаривались, наши бронемашины стали пробираться по обочине дороги вдоль польской колонны, с тем чтобы в случае надобности можно было действовать сразу по всей колонне, тем более что вот-вот должны были подойти наши танки.
Как только бронемашины прошли первые 15 - 20 м, к ним бросились польские солдаты, некоторые изготовились стрелять по нашим машинам и солдатам.
Я вышел вперед и спокойно, но громко сказал по-польски: Стой! Не стрелять! Никто не осмелился стрелять. Тогда я приказал польскому офицеру немедленно приступить к сдаче оружия.
В этот момент из-за поворота дороги ударил яркий сноп света, послышался железный лязг и рев моторов. Это подходила наша танковая колонна.
- Слышите? - показал я рукой на дорогу.- В случае невыполнения приказа я буду вынужден пустить в ход танки. Я думаю, вам нет смысла сопротивляться.
Довольно значительные силы поляков сдались без боя и были разоружены.
Т. Л. Николаев, наблюдавший всю эту картину из своей машины, был несколько смущен происшедшим.
Дальнейшее движение наших колонн шло почти без заминок. Утром 19 сентября мы подошли к г. Волковыску. В это время я находился в головном танке.
На окраине города, около низенького домика я заметил человека. Он стоял за изгородью и приветствовал нас энергичными взмахами шляпы. Остановив танк, я подозвал его к себе. Не успел я у него ничего спросить, как он подбежал, весело выкрикнул на чистом русском языке:
- Здравствуйте, товарищ командир!
Мы разговорились. Он оказался русским, железнодорожником по профессии, и заявил, что население городов и сел, в страхе перед немецкой оккупацией, с надеждой ждет Красную Армию.
- Польские войска есть в городе? - спросил я.
- Вчера вечером были, сейчас - не знаю. Уже когда я садился в танк, он крикнул мне:
- А что вы скажете, товарищ командир, насчет организации рабочей милиции?
- Действуйте, - ответил я.
Сопротивления в городе мы не встретили. Население, как поляки, так и белорусы, несмотря на ранний час, празднично одетые, высыпали на улицы, запрудили мостовую. Нас приветствовали люди самых различных профессий, останавливали машины, забрасывали вопросами. Весть о том, что в Западную Белоруссию вступили советские войска и несут освобождение трудовому народу, летела впереди нас.
Сердце наполнялось гордостью за Советскую Родину, за наш народ, за Красную Армию - освободительницу.
Приятно было наблюдать на улицах Волковыска и других городов, как жители обнимали и целовали наших запыленных танкистов, артиллеристов, пехотинцев, как повсюду зазвучала белорусская и русская речь и наши песни.
Я остановил танк на площади против здания, на котором красовалась вывеска Полицейское управление. Захожу туда. Вижу комнату, битком набитую жандармами в темно-синих мундирах и такого же цвета конфедератках.
- Здравствуйте, господа! - сказал я громко, но они молчали.
Не успел я еще как следует разглядеть полицейских, как входные двери с шумом раскрылись и трое вооруженных в штатском вбежали сюда. Среди них я узнал моего знакомого, которого встретил при въезде в город.
Они набросились на полицейских и не особенно любезно стали их обезоруживать. Я им не мешал. А инициатора этого дела, железнодорожника, назначил командиром рабочей милиции. Не прошло и двух часов, как на улицах города появились патрули с красной повязкой на руках. Рабочий народ, не раздумывая, приступил к установлению своей народной власти.
После освобождения Волковыска мы получили приказ повернуть танковые части и одну кавалерийскую дивизию по направлению к Гродно.
Во время марша я выехал в голову колонны, а затем вырвался несколько вперед, проскочив походное охранение, которое двигалось стороной. Наша разведка действовала впереди на значительном удалении. Здесь со мной произошел случай, который заставил вспомнить историю с Т. Л. Николаевым. Километрах в 20-ти от Гродно шофер Горланов заметил, что впереди нас по обеим сторонам дороги рассредотачивается польская пехота, очевидно, готовясь занять какой-то рубеж. Горланов настороженно сказал: Товарищ комкор, впереди противник, и инстинктивно начал притормаживать машину.
Я почему-то мгновенно оглянулся назад, скорее всего для того, чтобы убедиться, что позади меня на дороге никого нет (передовое походное охранение порядочно отставало), и тут же мгновенно решил: Назад нельзя! Пилсудчики поймут в чем дело, откроют огонь и нам не сдобровать. Нужно быстро проскочить вперед по дороге через их цепь. Поляки могли принять нас за своих, так как мы ехали на трофейной польской машине. Так оно и получилось. Когда мы с бешеной скоростью приблизились к ним, какой-то офицер подал знак остановиться, но потом, не успев ничего предпринять, махнул рукой, очевидно, принял нас за спешно удирающих от Красной Армии. Комиссар корпуса Щукин и представитель Генштаба, сидевшие со мной в машине, когда мы проскочили цепь противника, одобрили такое решение.
Проехав километров пять за линию польского фронта, если этот заслон можно так назвать, мы свернули с дороги и остановились у густого кустарника, так, чтобы быть незамеченными со стороны дороги.
Минут через пятнадцать на дороге показались наши бронемашины и послышался гул танков. Это двигалось наше походное охранение. Как только оно прошло нас, мы вышли на дорогу и последовали за ним. Польские части свернули свой боевой порядок и полями отошли к Гродно. Во второй половине дня наши части подошли к городу с южной стороны. Здесь поляки оказали нам сильное, но совершенно бессмысленное сопротивление.
Мне довелось впервые принять личное участие в танковых атаках и познакомиться с боевыми качествами наших танков, понять сущность некоторых тактических приемов при действиях танков в наступлении на пересеченной местности и в населенном пункте. Это был в общем не очень веселый опыт: в бою на подступах к Гродно я и все танкисты из экипажа танка, служившего мне подвижным КП, были ранены, а все три танка, на которых я последовательно руководил боем, выведены из строя противотанковым огнем пилсудчиков.
После взятия Гродно мы продолжали двигаться на запад.
4-я кавалерийская дивизия получила задачу действовать в направлении на Августов и Сувалки. Остальные дивизии выходили в район Белостока и Беловежской Пущи.
Дело шло к тому, что вскоре должны были где-то встретиться две армии: освободительная Красная Армия и разбойничий немецко-фашистский вермахт. Это произошло в Белостоке.
К этому времени гитлеровцы уже вошли в город. Мы же предложили им оставить его. Они согласились, но поставили условие, чтобы в Белосток первоначально прибыла команда советских войск в составе не более 120 человек, остальные наши части вступили бы туда лишь после ухода немецких войск.
Мы сначала терялись в догадках, зачем немцы поставили такое условие? А потом поняли, что они опасались того, что гитлеровские солдаты увидят теплую и дружественную встречу нашей армии, в то время как к ним жители Белостока относились с нескрываемым презрением.
Вопрос был в конце концов непринципиальным, и я согласился с этими условиями. Из числа казаков 6-й кавалерийской дивизии было отобрано 120 человек, все они были одеты в новую форму. Перед отправкой я лично проверил состояние команды и проинструктировал ее командира полковника И. А. Плиева, которому поручалось принять от немцев г. Белосток.
Когда наши казаки прибыли в город, получилось то, чего гитлеровцы больше всего боялись и чего пытались избежать. Колонна остановилась на площади против здания воеводства, где размещался немецкий штаб. Слух о вступлении советских войск быстро облетел город. Только что казавшиеся безлюдными и мертвыми улицы сразу наполнились народом, его потоки направлялись к центру. Наших товарищей окружили тысячи горожан. Они горячо приветствовали их, обнимали как родных и дарили цветы.