В субботу после обеда, когда ушли подводы с бочками смолы, стали собираться домой. Взяли пустые котомки. Подперли кольями двери смолокурни и ночлежной. Усталые, замешкались перед дорогой — в смоле с головы до ног и крепко прокопченные.
— Я здесь останусь, — заявил вдруг новый смолокур Георгий. — До города неблизкий свет. Пока туда да назад, так и работать не захочется.
— Не валяй дурака! — сказал Мефодя. — У меня побудешь!
— Нет, у меня, — возразил кто-то.
Смолокуры наперебой приглашали к себе новичка, так что Иов даже позавидовал: он-то не смел этого сделать...
Шел Иов домой в приподнятом настроении. Как-никак, а нес сразу две получки, и то, что неделю сумел продержаться на грибах да ягодах, ничего не брал из дому, — тоже в счет. Отец похвалит, мать тоже. Он знал это и чувствовал себя героем. Можно сказать наверняка, что отец не станет браниться и не возьмется за вожжи, даже если будет пьян. Еще год — и у них будет новый коровник. А там, глядишь, отец и надумает его женить. Вот тогда-то Иов сам станет хозяином. Тесть, конечно, тоже даст что полагается.
Дома Иов отдал матери, кроме всего прочего, отменный смоляк на растопку — тащил из самой смолокурни, попарился в бане, оделся во все чистое и вышел в сад — полюбоваться природой, подышать. На душе было беспокойно. Так и тянуло к гумну, на то место, где он встретился с Авдулей.
Пошел по стежке. Миновал конопляник. Дошел до гумна. Вот здесь, у дальнего угла, сидела Авдуля и плакала. А он, бестолковый, хоть бы прощения попросил. Да как попросишь у такой, если она по воздуху летает? Подошел Иов к конопле, наклонился, стал вглядываться. И вдруг закусил губу: на земле неясно вырисовывались следы босых ног. Прошелся взад-вперед и снова остановился. Кое-где видны были только ямки от пальцев — ходили на цыпочках. «Погоди же, смолокурня чертова! Я тебе еще отомщу! Будешь знать, как драться!» — вспомнились ему слова Авдули.
«Вот оно что! — догадался Иов. — Это же она, пока я в гумне спал, утречком сама подняла потоптанную коноплю!»
Иов вдруг сел возле стены и задумался.
Скверно, скверно он поступил! И жизнь у него скверная! Гнет спину бог весть на кого и зачем! Сил не жалеет, а толк какой? Никакого толку! Все тонет в отцовских сундуках. Сколько лет трудится, а ничего хорошего в жизни так и не видел. И не увидит. Даже если заживет, как отец, на большом наделе. Какая радость в этом? Всего будет в достатке, а радости никакой, только звериная страсть — иметь еще больше! Да еще какую там ему невесту подыщут? Он не царь, у него спрашивать не станут. Придется ли она ему по сердцу?
Третий год работал Иов на смолокурне, никогда ни о чем таком не думал, а тут вон как начал рассуждать! Как-то сами собой пришли эти мысли — подсказанные, нашептанные самой жизнью.
Иов живо, как наяву, представил себе Авдулю — вот бы кого ему в жены! Красивая, проворная, с черными бровями и ласковыми-ласковыми глазами. Да разве согласится отец на такую женитьбу? Где уж там!..
До сумерек Иов несколько раз выбегал из хаты и поглядывал на соседний двор: не покажется ли невестка старого Апанаса? Постоит, постоит и пройдется, еще постоит.
— Охо-хо! — вздохнет тяжко.
И все же дождался. Выскочила соседка с корытом: должно быть, пол мыла или белье стирала. Разгоряченная, раскрасневшаяся, глянула на Иова, сказала:
— Ага, стоишь?! Ну погоди же, я на тебя еще не такую порчу напущу! Ты еще у моих окон как привязанный ходить будешь! Ишь ведь как отхлестал! Еще и руки тебе скрутит, ровно то перевясло.
Иов не испугался; он знал уже, что это неправда. Еще раз вздохнул и, раздосадованный, поплелся в хату. Взобравшись на полати, долго ворочался с боку на бок и наконец заснул...
Ему показалось, что спал он очень долго. Вскочил — на дворе сумерки. Спохватился: нужно было идти на смолокурню, а отец с матерью не разбудили — забыли, видно. Мать молоко процеживает, торба с недельным припасом на скамье стоит.
— Охо-хо! Что же делать? — сказал Иов. — Почему не разбудили?
— А ты еще дома? — удивилась мать. — Мы думали, ушел давно. Не видать в потемках.
— Как же добраться? — почесал потылицу Иов. — На ночь глядя, да еще лесом... А не пойдешь — Ментуз другого на мое место найдет.
— Не Ментуз, а пан Монтух, — нахмурился отец. — Где это ты таких слов нахватался? Кто что сбрехнет — он тут же и подхватит! А ну отправляйся!