А с ней танцевал Митька Точила — парень веселый, статный, полнолицый, в форменной одежде. На его шапке вспыхивает белая кокарда — как у рулевого того самого катера, который аккуратно через день пробегает по Днепру. На поворотах Митька так стучит начищенными ботинками, что невольно представляется, какой это сильный и отважный человек. Живет он хорошо, потому что к огороду и саду, которые имеет в колхозе мать, к кабанам, что откармливаются во дворе, каждый месяц приносит получку. Пропить ему пятьдесят или сто рублей совсем ничего не значит, и он часто бывает вот таким, как теперь, — навеселе. Ганна знает, что многие девчата мечтают о Митьке, а Регина и ее мать так не стесняясь обрабатывают его, но пока безуспешно. Несколько дней назад Митька уволился с катера, и теперь Регина на зависть многим каждый день прохаживается с ним по улице. Говорят, что Митька подыскал уже другую выгодную работу в городе. Когда Регина разговаривает с Митькой, она чуть ли не плачет — так он ей нравится. Но девушка с расчетом, ведет себя осторожно — если и прохаживается, то днем, на виду у всех, а вечером всегда завернет к своему двору, где будто случайно уже сидит на лавочке ее мать. Митька из-за этого злится, недоволен. Он, гляди, и каблуками стучит от злости. Но вдруг Митька веселеет, лицо его расплывается в улыбке, он поворачивается к Регине и говорит:
— Смотри, — и кивает головой в дальний угол.
А там стоит Ганна в фабричном платье и лодочках. Косы у нее выцветшие, тонкие, лицо почерневшее, худое, а рот чуть не до ушей. Урод, а не девка.
Регина усмехнулась, взглянула на Митьку и прищурилась.
А Митька снова свое:
— Да взгляни лучше. Посмотри на руку!
А на руке от кисти и чуть не до самого локтя жирное черное пятно — это когда она кружилась перед зеркалом с закатанными рукавами, то нечаянно задела в припечье кочергу и вымазалась в саже. Где ей заметить это, если все ее внимание — весь слух и зрение — занято вечеринкой, так что даже глаза вспыхивают, а рот сам собою открывается.
— Пхи! — пропищала Регина.
— Хо! — сказал Митька Точила. — А рот! Ну настоящее страшилище. Недаром у них на огороде ни одного воробья не увидишь — боятся. — И Митька попробовал прижать к себе Регину, но та вовремя успела отступить от него.
Между тем Ганна стояла и завидовала Регине. Вот закончился вальс, Регина вытерла платочкам лицо и начала тянуть Митьку к выходу — проветриться. Но Митька почему-то заупрямился, остановился, повернулся к парням и затеял с ними разговор. Регина постояла-постояла да и пошла одна к выходу. Тогда Митька огляделся вокруг и начал пробираться в угол, обходя группки парней и девушек.
«К кому же это он? — невольно подумалось Ганне. — Ой, неужели ко мне?»
Митька шел и поглядывал на нее, и Ганна, не веря, отвернулась. Вдруг легкое, как ветерок, прикосновение его руки к плечу.
— Добрый вечер, Ганнуся, — сказал он.
— Добрый вечер, — ответила Ганна, и глаза ее вспыхнули радостью.
Митька недовольно осмотрел девчат, стоявших рядом, недовольно сказал «хо!» и, взяв Ганну за локоть, прошептал:
— У тебя, Ганнуся, вся рука в саже. Эти вертихвостки, — и он еще раз недовольно взглянул на девчат, — черта с два скажут.
Сочувствием, умилением светились его глаза, когда она, покрасневшая, незаметно от других стирала с руки сажу и благодарно смотрела на него.
Заиграли краковяк, и Митькины глаза вспыхнули.
— Танцевать умеешь? — спросил он.
— Умею, — ответила Ганна.
— Пойдем станцуем!
Послушно подала ему руку Ганна и вышла в круг. В первой паре! И чувствовала она — весь клуб смотрит на нее. Так, между прочим, на какое-то короткое мгновенье увидела у порога удивленную Регину и тут же забыла про нее. Когда кружились, так Митька легонько прижимал ее к своей груди, и Ганна не отталкивалась, как это делала Регина. Она, очевидно, гордилась им, Митькой, как гордилась тем дальним родственником, который однажды к ним заехал. Это видно было по ее глазам, по лицу, по улыбке. Она была рада, что Митька с ней танцует.
Когда кончился танец, Митька отвел ее в тот же уголок и не отошел, пока не заиграли новый танец. Регину пригласил какой-то приезжий парень, но Митька на это и внимания не обратил.
В перерыве между танцами Митька отвел в сторону своего друга Цупрона Додовича и шепнул:
— А знаешь что — проведу я сегодня эту Ганну.
— Или ты сдурел? — ужаснулся Цупрон. — Побираху?
— Ага. Она, брат, дураковатая — сама цепится. Вот увидишь, сразу обкручу. Не веришь?