— В самый раз, мама. Как на меня сшито.
— А ты погляди на себя в зеркало, — весело смеется Адарка.
Ганна смотрится в зеркало и не верит глазам. Стройная девушка поглядывает на нее. С задумчивыми красивыми глазами и красивой улыбкой. «Похорошела», — думает про себя Ганна.
Тут же, за ширмой, она примеряет чулки и туфли.
— А может, снять все это, мама? — жалея одежду, говорит она.
Но Адарка сердито взмахивает руками:
— Что ты, дочка, — испуганно говорит она. — Это ведь город.
— А кто же кровать грузить будет?
— Не твое дело! Найдем. Ну, иди, иди к подводе!
И вот снова, как и тогда, когда она впервые шла на вечеринку, Ганне становится не по себе. Каждый будто смотрит ей в глаза, каждый будто знает, что это новое, купленное платье, и потому присматривается. Присматривается и Адарка. Неужели и теперь ее дочь хуже других?
Возле ступенек магазина Адарка замечает дебелого краснолицего дядьку с рыжими длинными усами и несмело подходит к нему.
— А дядечка, а дороженький, — начинает она разговор. — Купили вот мы с дочкой кровать с матрацем, а грузить некому. На дочке, вишь, обнова. Одной мне тяжело, может, поможете отнести на телегу?
Дядька критически осматривает Адарку, потом Ганну и каким-то особенно тонким голосом говорит:
— А сама, себе почему не купила?
— Ситцу, ситцу вот дочка купила, — говорит Адарка и показывает сверток.
— А где же она, та кровать, в магазине?
— В магазине, дядечка.
— Ну тогда идем, — соглашается он и кричит кому-то в толпу: — Андрей! Подожди там меня!
И снова едут женщины по городу, сидят плечо в плечо, важные и чуть взволнованные.
— Теточка, где тут ресторан? — то и дело спрашивает встречных Адарка.
Ресторан — рядом с центром. Это белое одноэтажное кирпичное здание. Чуть продолговатое, немного даже низковатое. На окнах и на стеклянных дверях шторы.
— Иди, мама, — говорит Ганна, останавливая коня, — а я тут посижу.
— Нет, доченька, надо идти вдвоем. Я уже и забыла, что говорила Додовичиха. Надо вдвоем. Только вот как же с покупками?
Но их охотно выручает милиционер. Он обещает посмотреть за конем, за кроватью и матрацем.
Ганна заметно волнуется, переступая порог ресторана. Она вспоминает Цупрона, его привычку вертеться возле выпивал, угождать им и забавлять их, его насмешливые навыкате глаза, которые всегда глядели на нее надменно, и ей все более становится понятным, почему Додовичиха отказалась навестить его и по каким причинам оказался Цупрон вот за этими стеклянными дверями. Божечка, она же еще молодая, а сколько видела вот таких на своем пути! Как только немного подрастет да наберется сил, так уже и вынюхивает; где бы половчее да повыгоднее пристроиться. А трудное оставляет вот такой, как она, или такому, как Рыгор Дроздов. И куда только не заберется этакий пройдисвет. И в канцелярию, и в ресторан, и на железную дорогу, и черт знает куда — если бы мог, то и на самое небо забрался бы. Ганна даже побледнела, когда входила в ресторан.
За чистыми столами обедали люди. Ганна потянула Адарку за рукав:
— Погоди, мама, дай осмотреться.
Недалеко, справа, буфет и за ним буфетчица. Нешто спросить у нее? Ганна потопталась на месте, поглядела на Адарку, и вдвоем направились к буфету.
— Девонька, — спросила Адарка. — Как бы увидеть нам Цупрона Додовича? Он тут охвициантом работает, мать прислала ему гостинца, — и она подняла руку с узелком.
Буфетчица оглядела их, показала рукой:
— Вон за теми столами!
Но и показывать не надо было. С подносом в руках, на котором звенели рюмки, Цупрон вдруг вынырнул откуда-то сбоку. В белом форменном костюме, старательно причесанный, прилизанный, он так спешил, что даже не заметил односельчан. Он был подвыпивши, и это легко можно было заметить по осоловелым глазам, пахло от него и одеколоном и водкой. За это время Цупрон как-то обмяк, щеки раздулись и блестели, как медные.
— Цупрон! — окликнула его Ганна.
Цупрон вздрогнул и оглянулся. Вдруг его глаза начали расширяться, щеки расползлись еще шире, и вот уже с его языка срывается знакомое:
— Ай-яй-яй-яй! Да это же Ганна! Да это же Адарка! Как же вы тут?
Он быстро ставит поднос на столик и подбегает к ним.
— Ну, Ганны даже не узнать, — говорит он, потрясая ее руку. — Вот тебе и Ганна. Этот хлюст, Митька Точила, чтоб ему!.. Ай-яй-яй-яй! Вот тебе и девушка! Вот тебе и восходовка!
— Подожди, подожди, — останавливает его Адарка. — Мы тебе гостинца от матери привезли, — и она подает Цупрону узелок. — Там и письмо. А сама не может приехать, — приболела.