Злость и ненависть давно исчезли из глаз мальчика. Их заменила решимость и надежда, надежда на чудо. На счастье. Но теперь решимость таяла, а высвобожденный ею объем, словно ледяную реку после схода снега, наполняло чувство страха и одиночества. Одиночества, ведь он остался один в пустой квартире, которая уже начала давить на него своей зловещей тишиной. Страх накатывал словно волна, и от него становилось не по себе, а все тело пробирал озноб. Но страхи можно преодолеть, только преодолевать тоже страшно. Степан осторожно спустился с подоконника и сделал несколько шагов к тумбочке возле кровати. Каждый шаг отдавался противным скрипом половиц и эхом разносился по загустевшей сумрачной тишине, все сильнее сжимая пружину страха. Перекошенная тумбочка с давно вырванной дверцей хранила в своем самом дальнем углу лишь пару предметов: грязного плюшевого мишку и спичечный коробок, в котором хранилась мелочь и мелкие купюры. Эти деньги Степан находил на улице и тайком проносил к себе в комнату, ведь все деньги, как только они появлялись в семье, присваивал и растрачивал Анатолий. Конечно, он отнимал крупные бумажки, по счастливому случаю оказавшиеся в руках мальчика, а на мелочь закрывал глаза. Только благодаря этому, мальчику удалось скопить немного денег, часть из которых он очень редко тратил на самые необходимые предметы или баловал себя вкусняшкой.
Спичечный коробок упал в нагрудный карман рубашки — карманы штанов давно были порваны. Осторожным шагом Степан приблизился к закрытой двери, ведущей в коридор, и замер, вслушиваясь в звенящую тишину квартиры. Маленькая рука чуть не промахнулась мимо дверной ручки, но в последний момент ухватилась за нее и потянула дверь на себя. Из коридора проник, разгоняя пыльный мрак комнаты, слабый лучик единственной лампочки, вкрученной в разбитый стеклянный плафон, висевший прямо над входной дверью. Мальчик осторожно выглянул наружу — коридор был абсолютно пустым, не считая дряхлого шкафа у входа и кучи всяческого барахла. Нога осторожно ступила на покрытый выцветшей дорожкой пол коридора. За ней последовала вторая. Наконец, Степан полностью переместился в коридор и по привычке медленно, на носочках, направился к входной двери. Путь его пролегал мимо второй комнаты, дверь в которую, к счастью, была закрыта, а также кухни, куда двери не было вовсе. Степану редко удавалось выскочить из дома незамеченным, если родители располагались на кухне. Но сегодня был особенный вечер. Сегодня родителей точно нет дома — Степан собственными глазами видел, как их погрузили в уазик и увезли доблестные стражи порядка. И все равно он вжался в противоположную от дверного проема стену и словно тень прополз вдоль нее, попутно разглядывая до боли знакомую обстановку, царившую в этот час на опустевшей кухне: перевернутый стол, лежащие на боку табуретки, осколки стекла и битая посуда. Ежедневно Степану приходилось часами наводить здесь порядок под грозным взглядом отца, демонстративно размахивавшего широким и жестким ремнем, хлесткие удары которого Степан запоминал надолго. Анатолий часто находил повод, чтобы наказать провинившегося сына и не жалел силы, закрывая глаза на бесконечные гематомы, покрывавшие тело мальчика, которые тот всеми способами старался скрыть, так как за них следовали новые наказания.
Степан накинул рваный полушубок, шапку и обул маленькие и почти стертые ботинки. Он даже немного осмелел, порылся в карманах курточек, оставшихся висеть в шкафу, пошарил по пыльным ящикам, разворошил кучу тряпья. Он искал оружие, ведь выход на улицу в такое позднее время нередко заканчивался встречей с группой местных крепких парней, которые тоже не церемонились с мальчиком и, предварительно обобрав его до нитки, прибавляли к существующим синякам несколько десятков новых, после чего просто выбрасывали обессиленного ребенка в ближайшую канаву или сугроб. Конечно, никакого пистолета или ружья Степан никогда бы не обнаружил, ведь подобного оружия не было и не могло быть у Анатолия и тем более у его жены, ну по крайней мере в доме ничего похожего, чем иногда хвастались или угрожали пацаны во дворе, Степан ни разу не видел. К тому же Степан знал, что детям брать оружие нельзя, ведь это не игрушки. Ничего не обнаружив в коридоре, он вернулся к дверному проему, ведущему в кухню, и остановился на пороге, не решаясь зайти внутрь. Но внезапно Степан, до этого рассматривающий груду всякой всячины на полу кухни, замер и опустился на корточки. На куче осколков лежал, чуть показавшись из засаленного чехла, маленький складной ножик, который отец всегда держал при себе, но в этот раз, в суматохе перепалки, обронил его и не заметил пропажи.