— Почему?
— Бедняк самовольно соорудит хибарку где-нибудь в глубине квартала. Без номера. Ни на каких планах ее нет. Вы не поверите, налоговый инспектор на самолете летал над городом, высматривал нелегальные дома.
Тем временем мы обогнули один угол, другой… И тут возникает зрелище, которое поглощает все мое внимание. Торговый ряд прервался. В прогалинке — здание точь-в-точь как на панно. Некрашеное дерево от времени потемнело, кое-где сохранилась жухлая кора. В переплете окна вместо стекол белая рисовая бумага. Черепица на крыше тоже темная, отливающая бронзой, острие крыши украшено рогатым коньком. Рядом с домом — крохотный садик. Дом не изуродован прилавками, не замазан рекламой. Вот бы заглянуть внутрь!
Я сказал об этом моему спутнику.
— Минуточку, — говорит он.
У крыльца развешивает белье пожилая женщина. Он направляется к ней и, показывая на меня, что-то объясняет. Дверь открывается. Вернее, отодвигается часть стены. Я заглядываю внутрь. Пол покрыт циновками. Единственная мебель — низенький столик. В углу цветы и картинка — снежный пик Фудзиямы. В другом углу два портрета.
Простившись с моим спутником, я двинулся по улице один. Хлоп, хлоп — звенят тэта. Впрочем, где я? Подойти к доске с планом и привлечь кого-нибудь для пояснения? Наши автобусы стоят на площади у квартала Алой Розы. Или белой… нет, не розы, а сливы… Судорожно перебираю в уме цветы, фрукты, даже деревья. Вот так история!
Озираясь по сторонам, я надеюсь хоть что-нибудь вспомнить. Откуда я пришел? Был поворот влево, затем вправо…
Эх, не обошлось-таки без приключения! Уже стали зажигать фонарики. В ногах и мозгу росла усталость вроде той, которая охватывает после посещения музея.
Как раз в эту минуту показалась знакомая голова. Она высилась над толпой, приплюснутая синим беретом, и я увидел ее издали. Навстречу, увешанный фотоаппаратами, шел Игорь Петрович.
— Две катушки извел, — сообщил он деловито. — Ну, нам пора, мы в цейтноте.
Разумеется, он знал, куда идти. Он доволен: снимки как будто удались.
Так закончился первый вечер в Японии. Теперь, вспоминая улицы, где я плутал, пестрые улицы Иокогамы, я вижу мысленно лишь одну из них. Глубоко, наверное навсегда, врезалась в память улица без названия, обыкновенная японская улица, бедная и скромная в своей яркости, оглашаемая стуком гэта,
УЛИЦА, ИМЕЮЩАЯ НАЗВАНИЕ
Едем в Токио.
Снова лезет в глаза восьмиэтажный «Шелковый отель», принадлежащий шелкоткацкой фирме. Он сочетает гостиницу, концертный зал и выставку тканей. Дальше — «Ветка вишневого дерева». Так именуется квартал, а заодно и серый бетонный куб — вокзал электрички. Автобус идет рядом с эстакадой, по которой носятся поезда, как говорят, самые быстрые в мире.
Слева — цехи автозавода. Мы еще в Иокогаме. Справа пет-нет блеснет вода Токийского залива. Фабричные корпуса, мачты — это уже город Кавасаки и верфь того же названия, родина известных на Дальнем Востоке рыболовецких судов. В городе почти полмиллиона жителей, но мы проезжаем его за каких-нибудь пятнадцать минут— так густо живут в Японии.
Пологий берег реки Тамагава, садики, бронза черепицы, мост, а за мостом сразу Токио. Впереди взметнулась к небу стальная телевизионная вышка — Токийская башня. Эйфелева башня на десять метров ниже ее. Лифты поднимают желающих наверх, оттуда можно полюбоваться панорамой Токио.
Развертываю план столицы. Она охватывает бухту, выходя к воде окраинами, садами, корпусами предприятий. Центральные кварталы в глубине города. С севера на юг течет через Токио река Сумида, минуя центр. Жаль. Как украшает город река, рассекающая его посередине, — Нева в Ленинграде, Дунай в Будапеште! Кое-где голубеют каналы. Один, кольцевой, окружает дворец императора. Зеленых пятен на плане десятка полтора — это сады и парки. Распределены не очень равномерно — северо-западная четверть Токио со-всем лишена зелени.
Город в разных направлениях пронзила электричка, а под землей грохочет метро — неглубокое, с ящикообразными входами из серого бетона.
В Токио нет цельности, той стилевой симфонии, какая присуща, скажем, Ленинграду или Праге. Тут, как и в Иокогаме, новое бетонное ядро города охвачено улицами-рынками, бегущими за горизонт. Контраст, отчетливо видимый во всех областях жизни: здесь — свое, национальное, там — заморское, часто крикливо-чужеродное.
В самом центре Токио — императорский дворец. Сквозь зелень парка прорезалась острая вогнутая крыша с завитками на углах. Рядом с громадами делового квартала Маруноути дворец кажется маленьким.