Нана Рай
В нашем сне – наедине
Сегодня день, когда она закончит свою жизнь. В расцвете лет.
Сегодня она зайдет в Большой театр в последний раз. Ей никто не говорил об этом. Ни присылал голосового сообщения на слуховой имплант. Ни голограмму на сенсфон. Она чувствует это на уровне подсознания.
Милена ступает на серую, потертую временем брусчатку, и ненадолго замирает возле фонтана со световой водой. В надвигающихся сумерках разноцветные струи искрятся и переливаются, озаряя прогуливающихся людей. Дети с визгом носятся сквозь искусственную воду. Падают на поток света, который «бьет» прямо из земли, и он преломляется.
Лет десять назад здесь еще был настоящий фонтан, и от него веяло прохладой и единением с природой. Но потом власти решили, что световое шоу в любое время дня и ночи с лихвой заменит обычную воду. Частично они оказались правы. Большой театр, одно из немногих зданий, которое не изменилось за последние тридцать лет, в свете прожекторов и окружении разноцветных фонтанов выглядит великолепно. Но искусственно. Так же, как и Милена. Вся ее жизнь, которая началась пятнадцать лет назад, наполнена искусственными ролями, репетициями и одинокими вечерами. Она проживала их в тщетных попытках вспомнить прошлую жизнь.
Над головой проносится летомобиль, и Милена провожает его пустым взглядом. Пока еще не все могут позволить себе столь дорогой транспорт и довольствуются электромобилем. Стоишь в пробках, зато дешево. Относительно… Цены на электричество растут, как на дрожжах.
Милена оттягивает ворот черного платья, который заканчивается прямо под подбородком, и, как тень, проскальзывает мимо мраморных колонн. Они видели многое. На их глазах сменялись целые эпохи, и Милена для них очередная пешка на шахматной доске.
За эти годы она может с закрытыми глазами пройти через главное фойе, а затем в исторический зал. Именно здесь в этом великолепии насыщенного золота и темного красного, словно кровь течет по венам, среди многоярусных балконов, стоя перед главной примадонной театра – сценой в узорчатом одеянии, Милена чувствует себя по настоящему живой. Здесь пятнадцать лет назад она родилась, на этой сцене в роли Джульетты, не помня своего настоящего имени, прошлого и в растерянности перед будущим.
Теперь историческая сцена – единственное место в России, на которой до сих пор продолжают играть настоящие люди, а не их голограммы. Бетховенский зал уже и не узнать. На сцене передвижные панели для визуализации актеров, а декорации полностью состоят из света. Милена однажды участвовала в подобной пьесе и не получила удовольствия. Все записывается заранее и транслируется зрителям. Никакого адреналина, никакой импровизации во время игры. Когда приходят зрители, тебя нет на сцене, ведь ты – голограмма.
Милена запрокидывает голову и с трепетной любовью разглядывает огромную, прекрасную люстру, где светодиодные лампы пару лет назад заменили углеродными нанотрубками. Из-за них люстра словно озарена множеством волшебных палочек, которые почти не тратят электроэнергию.
– И снова мы здесь, наедине, словно и не было долгих лет.
Она оборачивается на звук меланхоличного голоса и не сразу узнает в постаревшем за годы мужчине того человека, которого когда-то безропотно любила.
Теперь в черных прядях его волос искрится серебром седина, а когда-то смешливые морщины вокруг зелёных глаз углубились и превратили лицо в восковую маску, покрытую бороздами.
– Я чувствовала, что сегодня что-то произойдёт. Но не думала… – в горле пересыхает, – мы так давно не виделись, Марк.
Он хочет ответить, это заметно по глазам, в которых таится отчаянная тоска, но его перебивает визгливый звон. Марк достаёт из нагрудного кармана старой рубашки гибкий смартфон и разворачивает, превращая из маленького квадрата в планшет:
– Алло? Да, я здесь, – раздраженно отвечает он. – Да, знаю. Я нашел ее… мне прекрасно известно, что делать! Черт, связь оборвалась! – он в злости сжимает смартфон, словно ком бумаги. На секунду закрывает глаза, прежде чем вновь посмотреть на Милену. Поспешно складывает телефон и прячет на этот раз в кармане брюк, затертых, но чистых и выглаженных.
– Не знала, что ты пользуешься таким древним телефоном, – нервно ухмыляется она и достает из сумочки металлический прямоугольник, который разъезжается на две части и между ними загорается сенсорная панель. – Все давно перешли на сенсфоны, никаких перебоев со связью. Хочешь позвонить?
Марк растерянно качает головой, глядя на светящийся мягким голубым светом полупрозрачный экран сенсфона. Милена пожимает плечами и убирает обратно в сумочку.