Затихнув в зарослях орешника и дождавшись сумерек, он направился в обход к другому одинокому хутору, где не было видно признаков присутствия немцев. Подняв с кровати перепуганного хозяина, Белович потребовал, чтобы тот провел его на прямую дорогу к селу, где стоял штаб. Когда хуторянин — хилый мужичонка с бегающими глазами — начал бормотать, что боится — узнают немцы, завтра же его расстреляют, Белович твердо сказал:
— Веди, или…
При этом он опустил руку в карман и, сжав спичечный коробок, уткнул указательный палец в полу шинели, чуть ее приподняв. Окончательно струхнув, хозяин стал торопливо надевать сапоги. Если бы он знал, каким «револьвером» угрожал ему Белович! В инженерных частях с офицерским оружием в те дни обстояло из рук вон плохо. Начхим был вооружен сумкой с противогазом. Никто ведь и не думал, что он может встретиться с противником.
Идя вслед за проводником и все так же сжимая коробок, Белович предупредил:
— Пойдешь не туда, жалеть будет поздно.
Хуторянин не подвел, и с поднявшимся солнцем начхим достиг своих. Возвращению его немало удивились: с прошлого утра обстановка резко изменилась. По карте получалось, что Белович проводил разведку местности километрах в десяти в тылу немецких войск.
Он не стал докладывать, как ему удалось оттуда уйти. Сказал, что вышел с темнотой, и все. В кармане его шинели лежал еще теплый спичечный коробок, который Белович, не заметив того, сжимал в кулаке всю дорогу. Потом он почти позабыл про эту историю, со временем начавшую казаться лишь забавной. И вот как-то рассказал о ней Зине. Зина слушала, замерев, с напряженным вниманием. В какой-то момент всплеснула руками. В каком-то месте рассказа ахнула. Потом чистосердечно спросила:
— Здорово испугались, да?
— Было, — кивнул Белович и рассмеялся. — Но ты же видишь, какой я находчивый вояка?!
Чем снял всякую возможность думать, что считает себя героем.
Часто, когда Белович, рассказав что-нибудь любопытное, умолкал, Зина, улучив минуту, говорила:
— Давайте, я вам подворотничок подошью.
Владимир Акимович при этом всегда смущался.
— А разве он не свежий? Я и сам могу…
— Я лучше. У вас как-то криво выходит, — безобидным смешком смягчала его стеснительность Зина. — Ну, снимайте. Отвернусь к окошку. — И, переходя от слов к делу, вынимала из кармашка гимнастерки заранее приготовленный белоснежный бязевый лоскут и иголку с хвостом вдетой в нее нитки. И Самый Старший Лейтенант за ее спиной стеснительно стаскивал с себя гимнастерку.
Своего скромного участия во фронтовой жизни Беловича Зина не скрывала, и вскоре немногочисленные женщины, служившие при штабе, прозвали ее «начхимовой невестой». Когда Зина про то слышала, она, не сердясь, отшучивалась:
— В самый раз угадали. Вот до Берлина дойдем, в костеле свадьбу сыграем.
Почему-то она считала, что в Берлине всюду одни костелы.
Перед Новым годом Зине поручили готовить елку. И конечно же, в помощь ей откомандировали лейтенанта Беловича: начхиму-де все равно нечего делать. Вместе с Владимиром Акимовичем они понаделали разных игрушек. Навесили на ветви елки спичечные коробки, оклеенные фольгой, лебедей и звездочек, нарезанных из старых штабных карт, гирлянды из карамелей, добытых в военторге. Белович неожиданно оказался отличным изобретателем украшений из ничего, а Зина — умелым исполнителем его замыслов. Владимир Акимович любовался движениями ее быстрых пальцев, потом сам старательно делал выкройку и склеивал какие-то смешные фигурки. Работая, Зина напевала то одну, то другую знакомую песню, и Белович пытался вторить ей своим тихим приятным голосом. Прислушиваясь, Зина на миг замолкала, говорила:
— Смотрите, как у вас получается…
Он был польщен ее похвалой и старался вовсю. Им было хорошо вдвоем возле елки, от которой исходил теплый запах детства, Владимиру Акимовичу казалось — он дома.
Новый год встречали еще в Польше.
На участке фронта, где действовал инженерный полк, выдалась передышка, и в штабе было относительно спокойно.
Общими усилиями приготовили новогодний стол. Нашлось и шампанское. Несколько его бутылок досталось штабным от расщедрившегося на четвертый год боев военторга. Словом, пирушка выдалась на славу. Но особенный успех выпал на долю убранной Зиной вместе с Беловичем елки. Ею восхищались. Зину и Самого Старшего Лейтенанта хвалили. Еще бы! Ведь на елке даже горели настоящие свечи. Их добыли в местном костеле, выменяв на банку консервированных сосисок. Длинные католические свечи Владимир Акимович разрезал на части и укрепил их на ветках. Получилось удачно. Когда потушили свет, все затихли. Свечи горели, еле слышно потрескивая. Наверное, каждый в эту минуту был далек и от войны, и от полуразоренного польского местечка.