Больше всех других мне тогда понравилась квартира во дворе дома на улице Коммуны вблизи торговых рядов. Здания тут теснились вплотную друг к другу. В первых этажах располагались магазины и склады. На углу улицы Ленина кирпичной громадой высилась недостроенная, еще без крыши гостиница Кардакова. Завершить строительство вятскому богатейшему купцу помешала война. Свободная квартира находилась в полуподвале каменного здания. Мы с мамой бродили по пустым, скорее всего сырым комнатам. В окна я видел ноги людей во дворе и колеса повозок, стоящих у задних дверей магазинов. Возле самых окон подстерегала воробьев готовая к прыжку кошка. Мне было по душе то, что отсюда во двор можно было лазить через окно.
Но и этой квартиры мама не сняла, а вскоре мы уже переезжали на улицу Володарского.
Мы поселились в доме, подход к окошкам которого, так же как и у всех соседних, с улицы ограждал палисадник из ровного штакетника. Во дворе был небольшой флигель, за ним кое-какой огород. Росло несколько березок да непременная во дворах этой улицы рябина. Была осень, и на ранних закатах солнца рябины горели багряными шапками. Дворы тут разделялись высокими, еще не состарившимися заборами. Почему так старательно отгораживались владельцы домов друг от друга, для меня так и осталось непонятным. Разве что от охочих до чужих яблок мальчишек? Но какое же для них препятствие заборы? Уж скорее крапивные джунгли выше человеческого роста, разросшиеся вдоль этих заборов по обе стороны.
Хозяйкой нашего дома была еще не старая женщина по фамилии Береснева. Со своим таким тихим мужем, что я его и не запомнил, она занимала весь верхний этаж. В комнатах, заставленных кадушками с фикусами, с геранью на окнах, лежали крест-накрест постеленные цветные половички. От двери к двери они тянулись по крашеному, зеркально отражавшему свет дня полу. Вступать в комнаты кому бы то ни было разрешалось только сняв обувь. Сама Береснева ходила по половикам босиком. Сияющая чистота была манией хозяйки. Кажется, она вообще никого дальше своей кухни в квартиру не пускала. Весь день Береснева перетирала листья «цвета», как она называла комнатные растения. Влажной тряпкой проходилась по мебели и вытряхивала у перил балкона совсем не пыльные половики.
Иногда хозяйка спускалась к нам и говорила с мамой и нянькой тоже только почему-то на кухне, причем обязательно стоя. У нее был тик в левом глазу, и она им все время подмигивала, при этом слышался странный скрипящий звук. Я не понимал, что это под тяжестью ее крепко сбитого тела скрипят половицы, и думал — так скрипит ее глаз при подмигивании. Встречая Бересневу во дворе, удивлялся, почему не слышу скрипа ее глаза.
Если на улице Карла Маркса был настоящий город, то тут, на краю улицы Володарского, ощущалось что-то сельское. Очень скоро мы с младшим братом Димкой сделались обыкновенными мальчишками с вятской окраины. В компаниях белоголовых ребят отправлялись купаться на Вятку-реку. Была там излюбленная парнями со всего города песчаная отмель. Территория отмели строго делилась поулично. Тут купались «профсоюзные», там «мопровские», с такого-то края — «володарские». Несоблюдение границ грозило дракой.
Вятка — река мелководная, с пологим песчаным дном. Если не заплывать далеко, вряд ли можно утонуть. Купаться нас с братишкой хоть со вздохом, но отпускали. Притом я уже шел за старшего и нес ответственность за Димку. Ходили компанией с уличными. Дойдя до реки, раздевались все разом и наперегонки бежали в воду. Купались, конечно же, нагишом. Никаких трусиков тут никто не признавал. Где в Вятке купались девочки, я так и не знаю до сих пор.
Было у мальчишек-купальщиков одно железное правило: когда одевались, сперва надо было натянуть рубаху, а потом уж вставлять ноги в штаны. Если ты про то забывал и сначала надевал штаны, немедленно подвергался обстрелу сырым песком. Коричневые, холодные комки градом сыпались на спину, на грудь и шею. Тогда надо было скидывать штаны и опять бежать к реке, искупать вину новым погружением в воду. Этот и другие мальчишеские законы мы постигли быстро.
С купания шли через сад имени Степана Халтурина, по-прежнему называемого вятичами Александровским. Густо зеленел он на высоком, обрывистом берегу. На краю сада, высоко над Раздерихинским спуском, который приводит к пристани, стояла и теперь стоит словно (парящая в небе удивительная белоколонная ротонда. Нельзя было пройти мимо и не взбежать по ее ступенькам и с высоты не полюбоваться открывающейся картиной. Голову кружило, когда глядел вниз.