Я поклонник цирка и испытываю признательность к его людям, которые каждый вечер поражают зрителей мужеством и отвагой. Цирк в России всегда был любимым народным зрелищем. Город без своего цирка мне представлялся чем-то обойденным.
За цирком подрастает новый парк. Пройдет время — и наполняющая круглый зал публика станет выходить на широкие аллеи парка, совершенно забыв о том, что не так-то давно здесь были неприглядный загородный пустырь, непролазные дороги и тьма-тьмущая, лишь только наступал вечер.
В один из последних своих приездов в Киров я побывал во Дворце пионеров. Великолепное это, наполненное светом сооружение стоит чуть в стороне от города на просторе еще не застроенной земли. Приближаясь ко дворцу, проходишь мимо белых скульптур. Тут история революционной борьбы, защита Советской родины, всепобеждающий труд. Изваяния эти под стать монументальности дворца. Он впечатляет еще издали. Ярким пламенем горит красная керамическая крыша. Она имеет форму продолговатого треугольника. Мысль автора проекта — это пионерский галстук рдеет над дворцом. Я вхожу во дворец. Он чист, просторен и солнечен. Шумит веселая красногалстучная детвора. Как хорошо эти ладно одетые мальчишки и девчонки глядятся в современных интерьерах дворца. Я выступаю перед ними в большом, поднятом амфитеатром зале. Мне хорошо видны глаза каждого, и все, кто тут сидит, отлично видят меня. Несмотря на свои масштабы, зал уютен и располагает к задушевному разговору. Я рассказываю школьникам о Вятке, в которой когда-то жил. Меня слушают внимательно. Замерли и самые несносные непоседы. Но я чувствую — верят с трудом. Еще бы! Я учился в школе еще при жизни Ленина. Могло ли такое быть?!
Я смотрю на этих крепких ребят и думаю о том, что их уже никто никогда не назовет «Вяткой», потому что больше нет той Вятки и мои о ней воспоминания лишь дань чему-то, для них немного, наверно, смешному. Что же, так и должно быть!
Теперь с каждым приездом в Киров я все меньше слышу на его улицах быстрый говорок с мягким оканьем. Здесь говорят как в Москве и Ленинграде. Надо бы радоваться. Да, нынешних парней и девчат в джинсах, с сумками через плечо не примешь за провинциалов.
А мне неуместно жаль этого невозвратного. И прошу снисхождения к, своим сожалениям, объясняя их простительной стариковской привязанностью к прошлому.
Не так давно Валентин Петрович Катаев поведал мне, что, когда Маяковского спросили, какой из русских городов, из числа тех, что он объездил, он считает самым красивым, поэт, чуть, подумав, сказал: «Пожалуй, Вятку». Маяковский и Вятка! Та самая, какую знал я. Удивительно, и тем не менее разве не стоит о том задуматься? Маяковскому был по душе белый город на высоком берегу. Великий поэт, даровитый, не раскрывшийся до конца живописец, человек с отзывчивым сердцем, спрятанным под панцирем неприятия эмоций, знал цену подлинной красоте.
В двадцатые — тридцатые годы, когда в упорной борьбе за новое утверждалось молодое Советское государство, о старине пеклись мало. Издержки времени сказались и на тогдашней Вятке. Многое из того, что восхитило Маяковского, утрачено навечно. Но город все равно по-своему красив и требует к себе внимания.
В один из последних приездов в Киров я побывал у главного архитектора города и узнал немало обнадеживающего. Нет, не ошибся я в своих чаяниях. Не исчезнет в Кирове будущего давняя Вятка Салтыкова-Щедрина и Александра Грина. Центральная, выходящая к реке часть старого города объявлена охранной зоной. Здесь будет восстановлено утраченное. Обновится и то, что уцелело до наших дней. Дома старой Вятки, в которых стало трудно жить, оставаясь прежними снаружи, обновятся внутри, получат современные удобства. Город, славящийся неповторимым лицом, хоть частично должен быть похожим на тот, что был.
За границей своеобразного заповедника старой Вятки установлена зона регулируемой застройки. Холмистость пейзажа — богатые возможности для архитектурных исканий, но многоэтажные дома будут здесь возводиться, и уже возводятся, с той приглядкой, чтобы облик будущего Кирова отражал в себе характер шестисотлетнего русского города. Старый Хлынов-Вятка-Киров помолодеет, но должен остаться отличимым от других городов.
«Рязань, Калуга, Вятка золотая…» — не помню, чья это строка, но люблю ее повторять.
По широкому мосту, протянувшемуся над волнистой линией железобетонных арок, над берегом реки, к которому когда-то таскал паром-труженик «Митя», я еду с местными архитекторами — кировскими мечтателями и реалистами.