Но, отступать было некуда и я, без всякого энтузиазма направился по данному мне адресу.
Она жила в южном краю Ленинграда, на улице пока названной как-то условно, среди бурно строящегося района, в конце Московского проспекта.
Не легким делом оказалось отыскать и указанный мне корпус, который затерялся в просторном дворе домов под одним номером.
И вот я уже и поднимался вверх в свеже пахнущей лаком кабине лифта.
По пути рисовал ту, с кем должен был повидаться, женщиной крепкой кости, с мужскими уверенными повадками, с открытым полным бесстрашия лицом.
А, может быть, думал я, моя знакомая окажется тоненькой и хрупкой, в прошлом романтической девушкой, про таких ведь особенно приятно сочинять страницы их героических подвигов.
Двери в квартиру мне отворила женщина, ничем особым неприметная, с мягкими неброскими чертами лица. Не блистай на ее груди золотая звездочка на алой ленте, приколотая к строгому жакету, не очень-то парадно надетому поверх домашнего платья, я бы не подумал, что предо мной отважный герой былых сражений.
Мы познакомились.
— Извините, — сказала она. — У меня немного не прибрано. Проходите пожалуйста.
Она ввела меня в комнату, где неприбранного я ничего не увидел, и усадила за покрытый узорчатой скатертью, обеденный стол.
Ничего, решительно ничего тут не напоминало о героическом прошлом хозяйки. Обыкновенные цветы на окнах. Абажур, каких тогда можно было видеть в десятках тысяч квартир. На этажерке телевизор с линзой для увеличения изображения. Детский столик с аккуратно уложенными книжками. В углу, протертая до белой бумаги, лошадка-качалка. Уютно, чисто, обыденно.
Подробней, чем прежде по телефону, я разъяснил цель визита. Щеки моей собеседницы покрылись легким румянцем.
— Чего же еще писать про меня? — сказала она.
Я сказал, что писать нужно, просто необходимо.
Она кивала головой, но слушала, как мне казалось, рассеянно, думая о своем. По старой профессиональной привычке я внимательно вглядывался в чем-то сейчас озабоченное лицо этой женщины, силясь увидеть в нем нечто удивительное.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что на войне мы находились рядом, на правом фланге линии фронта наших войск. На минуту моя собеседница увлеклась, вспоминая ту счастливую осень, когда, прорвав укрепления на Миусе, наши части безудержно неслись по степям Приазовья, с трудом настигая врага, которому удалось задержаться только на правом берегу неизвестной мне до тех пор реки Молочной.
Там и был совершен ее подвиг.
Собеседница моя оживилась. Вот уже, казалось, и загорелся в глазах ее яркий огонек. Я старался запомнить этот миг, но он был слишком короток. Снова сделавшись прежней, она, как бы виновато, сказала:
— Многое забылось. Вот только во сне еще вижу войну.
И опять я заметил, что она беспокойно думала о чем-то другом. Отвечала мне не сразу, и порой невпопад. Вероятно, мысли ее были далеки от темы беседы.
Я поинтересовался, не осталось ли у нее каких-либо документов и фотографий. Моя новая знакомая нахмурила лоб, наверное вспоминая, где это все может лежать, а затем поднялась и вышла из комнаты, оставив меня наедине с невеселыми мыслями о том, что много здесь не почерпнуть.
Вернулась она с альбомом для открыток. Меж его страниц лежали пожелтевшие от времени, потертые на сгибах газеты и две фотокарточки. На одной из них она была снята совсем еще молоденькой на фоне какого-то бревенчатого сарая. Шапка девушки была лихо сбита набок, через плечо висела санитарная сумка. На другой фотографии, очень серьезная и подтянутая, она была запечатлена уже с геройской звездочкой.
— После госпиталя, — объяснила хозяйка.
Осторожно я спросил, нельзя ли мне, хотя бы на несколько дней, взять газеты и карточки, чтобы внимательно ознакомиться с ними и подумать.
— Разумеется, — предупредил я, — я верну вам все назад и буду аккуратен.
— Конечно, конечно. Пожалуйста, берите, — согласилась она так легко и охотно, словно вовсе не дорожила свидетельствами своей славы.
И тут я перешел к самому главному, хотя, может быть, поступил и не очень умело. Я стал просить прославленную героиню описать свой подвиг так, чтобы в этом описании было побольше пережитого.
— Хорошо. Я это постараюсь сделать, — покорно кивнула хозяйка. Создалось такое впечатление, что она согласилась, лишь бы поскорей закончить этот разговор.
Мы условились о новом свидании, и я покинул квартиру. Возвращался я с чувством неудовлетворенности встречей. Не слишком ли опрометчиво я взялся написать очерк?!