Рассчитываясь со старым официантом, он узнал, что управляющий был не кем иным, как бывшим хозяином отеля, оставшимся в нем служить на новых правах.
После запоздалого обеда пошел прогуляться по городу.
Дневной зной спал. Остывали разогретые с утра стены, в обсаженных зеленью улицах дышалось легко. Небо густело и становилось сиреневым. Солнце светило щадящими розовыми лучами, которые придавали всему, что было вокруг, картину предзакатного покоя.
Настежь были растворены массивные двери костелов. Из каменного их нутра веяло прохладой и слышалась органная музыка.
Сам того не заметив, Аркадий Павлович оказался на вокзале. Это было как нельзя ко времени. Там он легко отыскал телеграф и направил в Ленинград Лидуше «депешу», сообщив, что прибыл благополучно и устроился хорошо.
Выйдя из телеграфного зала, он решил, раз уж все равно здесь, посмотреть, где стоят вагоны с театральным грузом, и разузнать расположение товарной станции. Вскоре, никем не останавливаемый, он перешагивал через рельсы и, с риском замазать обшлага светлых брюк, приближался к издали узнанным трем пульманам.
Было еще достаточно светло, когда, поглядывая под ноги на черные, пропитанные мазутом шпалы, Аркадий Павлович обошел вагоны кругом, с удовольствием убедившись в том, что все замки и пломбы были в полной сохранности. В заполненных до отказа вагонах прибыли бутафорские арки Тауэра и пустотелые колонны петербургских особняков. Свернутые валами, лежали живописные задники. Теснились десятки мебельных гарнитуров, подлинных старинных и поддельных — театральных. В вагонной тьме, плотно сдвинутые, высились ящики с несчетным количеством костюмов — платьев, кафтанов, ротонд и мантий из дорогих материалов. Ящики с шинелями, ладно шитыми генеральскими и простецкими солдатскими, с френчами, белоснежными кителями с золотом погон, матросскими бушлатами и комиссарскими кожанками. Ящики, загруженные обувью — ботфортами из цветной кожи, щегольскими офицерскими сапогами и множеством женских туфелек. Коробы с николаевскими треуголками, цилиндрами и шляпами со страусовыми перьями. Сундуки, набитые сотнями париков — мольеровских, круто завитых, вельможных, напудренных и русых девичьих кос. В пульманах, аккуратно уложенный, скучал нарядный реквизит — гусарские сабли и изящные тросточки, рыцарские латы и дамские кружевные зонтики. Находились там и убранные в шкатулки фальшивые драгоценности — украшения сценических балов: сияющие ожерелья, серьги и браслеты, россыпь звездных царских орденов… В трех запертых на замки запломбированных пульмановских вагонах хранилось все лучшее, что нажил театр за долгие годы труда.
Стоявшие в тупике три длинных вагона четким силуэтом темнели на фоне зажелтевшего к ночи неба. Уходя со станции, Аркадий Павлович невольно обернулся, чтобы еще раз взглянуть на них.
Возвращался он не спеша. Несмотря на субботний вечер, улицы опустели. Затворились тяжелые двери соборов. С бульвара исчезли прогуливавшиеся с семьями старшие командиры, и лишь редкие парочки — молоденькие лейтенанты с одетыми в легкие платья девушками — встречались по дороге. В окнах многих домов горел свет. Горожане еще не спали. Приближаясь к отелю, Аркадий Павлович порой задерживался у витрин, за которыми были поставлены фотографии сцен из спектаклей ленинградского театра. Иные из небольших магазинчиков оставались еще частными, но и в них среди развешанных чулок и подтяжек нашли себе место портреты его друзей-актеров. Выходило — их хозяева, не пренебрегали у себя рекламой гастролей известного русского театра.
Забрав ключ от номера, Аркадий Павлович из любопытства подошел взглянуть в растворенные двери ресторана. Гремел джаз, в переполненном зале танцевали танго. В слоившемся под потолком голубом дыму туманно светились желтые шары люстр. Покинув столики, танцевали все, кто там был, — немолодые мужчины в черных костюмах отплясывали с каким-то угарным запалом. Веселье в ресторане показалось Аркадию Павловичу пьяным шабашем.
— Желаете столик? Поставим…
Это сказал откуда-то взявшийся управляющий.
Но гость, поблагодарив, отказался. У себя в номере он разделся и хотел было поскорее заснуть, но рвущиеся через окно звуки джаза спать не давали. Он встал с постели и, затворив окно, снова прилег. Теперь музыка слышалась снизу. Лежа с закрытыми глазами, Аркадий Павлович не без удовольствия думал о том, что все шло по-задуманному. В понедельник предстояла разгрузка. Он не сомневался — легко с ней справится, найдя людей, кому можно довериться. Про себя улыбнулся тому, что среди коллег-администраторов, людей неглупых и проницательных, считался удачником. Дескать, говорили они, ему всегда везло. Повезло с женой, с хорошим театром. Везло с помощниками, с городами, где гастролировал их коллектив. Он не спорил, но знал, чего ему порой стоили эти везения.