— Мне бы Анну Петровну. — Он поймал себя на том, что опять чуть не сказал «Анечку». Впрочем, был убежден, что спутал номер квартиры и попал не туда, куда нужно, и повторил: — Анну Петровну Камгину.
— Здесь, проходите, пожалуйста, — буркнул низким голосом юноша, не выразив на еще безусом лице ни приветливости, ни недовольства.
— Тетя, к тебе пришли, — пробасил он, повернувшись к двери со стеклом, на котором желтым масляным пятном расплылся отблеск светильника.
— А-а, — послышался оттуда голос, — это, наверно, от Александра Павловича. Кто там, это Володя?
— Нет, это сам Александр Павлович, — сказал директор.
— Боже мой! — удивленно и несколько испуганно воскликнула за дверью Анечка. — Проходите же, пожалуйста, Александр Павлович… Сережа, помоги снять пальто.
С портфелем в руках директор вошел в комнату, где пахло валерьяновыми каплями. Комната была маленькая, чем-то напоминала каюту. Анечка лежала на раскрытом, занимавшем едва не треть площади диване-кровати, под клетчатым пледом, рядом — раскрытый толстый журнал. Порываясь встать, Анечка спустила ноги в плотных чулках на пол и стала шарить ими, отыскивая притиснувшиеся к дивану домашние туфли. Но директор остановил ее.
— Анечка, умоляю вас, лежите!
Он даже коснулся рукой ее плеча. Она не была похожа на больную. Волосы по-обычному прибраны назад под заколку. Если бы не бледность лица, Анечка не отличалась бы ничем от той, какую он видел всегда.
— Тогда, прошу, садитесь и вы, Александр Павлович. Сюда, в кресло.
Повинуясь, он опустился в низенькое кресло-скорлупку и сразу же почувствовал себя свободнее. Между ними оказался полированный столик. На нем — телефонный аппарат с длинным, протянутым из коридора шнуром и большая стеклянная пепельница: Анечка курила. Возле пепельницы теснились пузырьки и коробочки с лекарствами. На диване рядом с больной — пачка сигарет и спички.
— Что же это вы так, курительница, не похоже на вас. А как сейчас?
— Лучше. Вот велели полежать и попринимать какую-то гадость. Бр-р-р-р. Не терплю… Сердце, сердце, Александр Павлович… Да что об этом, оставим. Кого это интересует…
Разговаривая, он продолжал оглядывать комнатку. У окна на другом столе примостилась прикрытая черной клеенкой старомодная машинка. Рядом с ней директор узнал потолстевшую красную папку со своей статьей. Еще в комнате был полированный, как вся мебель, шкаф, видимо служивший и гардеробом, и книжными полками библиотечки. Над диваном висели какие-то фотографии и небольшая застекленная репродукция пышной ренуаровской красавицы.
Во всей комнатке ощущался какой-то стройный и обжитой порядок. Свет от торшера падал на диван-кровать и придавал обстановке теплый уют. Но это был какой-то неженский уют. Не было ни туалета с пахучими флаконами, ни мелочей обихода, которые женщины так любят повсюду разбрасывать. И тут директор спохватился:
— Да, вот же вам, Анечка!
Он раскрыл портфель и вынул три помятых букетика.
— Спасибо, очень тронута, — улыбнулась секретарша. Она обхватила букетики двумя руками и наклонила голову. — Пахнет весной. Прелесть! Нужно сейчас же в воду… Света, Светочка! — закричала она в дверь.
И сейчас же оттуда появилась большеглазая девочка лет семи, с бантом, концы которого, как лопасти вентилятора, торчали за ее тоненькой шеей.
— Здравствуйте, — серьезно сказала девочка.
— Света, будь любезна, возьми вот ту вазочку и налей воды.
Девочка снова кивнула и, забрав вазу, ушла.
— Вы спешите? — спросила Анечка. — Отчего приехали сами? Вот уж не ожидала.
Директор улыбнулся:
— Интересно. Должен же чуткий руководитель знать, как живут его верные помощники.
— Вот так и живут. — Анечка сделала округлый жест, как бы демонстрируя свою комнату.
— Симпатично, — не найдя более подходящего слова, проговорил директор.
— Да, теперь ничего.
Меж тем, девочка вернулась, молча поставила на стол наполненную водой вазочку и так же молча удалилась.
— Моя внучка, — сказала Анечка, освобождая букетики от ниток и расставляя цветы в вазе. — Очень самостоятельная особа. Ходит в первый класс. Ни за что не позволяет ее провожать. Ну да у нас тут рядом.
— Внучка? Неужели правда, Анечка?!
— Не совсем, конечно, — поспешила секретарша. — Двоюродная, или, как там называется, внучатая племянница. Потомство сестры. Но все равно внучка. Именуюсь бабушка Аня.
— Не рано ли? — бросил директор.