Выбрать главу

Егор Янович умолк. Взгляд его ушел куда-то вдаль, в глубину затемненного полукружия верхних рядов. Неожиданно на бледных губах старого артиста дрогнула сдержанная улыбка. Как бы спохватившись, он продолжал:

— Знаете, Мария очаровывала публику с той минуты, когда прожектора выхватывали ее из тьмы, появившуюся в проходе меж униформистов, а потом сбрасывающую на ходу легкую накидку и стремительно взбиравшуюся по веревочной лестнице. Вверх взлетала, словно птица, без всяких заметных усилий, и уж тут от нее нельзя было оторвать взгляда до самого конца номера, когда, вытянув ноги и чуть скрестив их, она летела на руках вниз по канату, спущенному из-под купола, а затем прыгала точно в центр арены и раскланивалась с такой грациозностью, что я не знаю, много ли было на свете балерин, которые умели так покоряюще прощаться со зрителями.

Полагаете — преувеличиваю? Какие особые трюки исполняла, чтобы так восхищаться ее работой, да еще нынче, когда молодежь проделывает в цирке такое, что, кажется, и не снилось нам, старикам? Нет, тут дело было совсем не в трюках, хотя и сейчас их можно оценить. Полет у нее был невиданный. Замирал дух у любого, кто хоть сколько-нибудь разбирался в нашем деле.

Когда она отрывалась от раскачивающейся трапеции и делала сальто и потом винт… Да, это был уже не пируэт, который исполняли многие, а именно стремительный винт. Ну, а потом Мария ласточкой слетала вниз и приходила в руки ловитора так свободно, что казалось, это она просто играла в воздухе.

Поверьте, я смотрел этот номер, наверное, сотню раз и не припомню случая, чтобы она в чем-то ошиблась. Чтобы, как это иногда случается, от беды артиста спасло только чудо. Здесь все бывало точным, тысячу раз выверенным, но всякий раз представлялось, что так летать ей вздумалось сегодня, а партнер лишь вовремя догадался о ее намерении.

Да, смысл был не в трюках, пусть они и считались рекордными. Секрет успеха таился в неповторимом обаянии артистки. Мария никогда не заигрывала с залом. Не расточала в ряды комплиментов. Вы знаете, в цирке так называют разные реверансы, улыбки и воздушные поцелуи. И обманом она не занималась, как, например, изображая опасность, неудачу, пугают публику, чтобы вызвать страх за себя. И все-таки… Когда номер заканчивался и ноги гимнастки касались манежа, сотни людей на скамьях облегченно вздыхали. Вздыхали и мы — свои, кто наблюдал из проходов или смотрел в щель меж двух половин форганга.

Вы, может быть, слышали — в театре самые строгие ценители актерского мастерства — рабочие сцены? Если они не играют во время действия в домино в своей каморке, а, затихнув, стоят в кулисах и следят за тем, что делается на сцене, не сомневайтесь — актеры играют превосходно. Все, кто находился в цирке вечером, когда в программе участвовала Мария, не упускал возможности взглянуть на ее работу.

Что там говорить! Это была артистка — богиня на трапеции. Ее полет был каким-то неповторимым танцем в воздухе. Ну, сравнимым, что ли, разве лишь с соло для скрипки… Наблюдал я, как заглядывались на нее художники. Поэты сочиняли про нее стихи. Еще бы!..

Но такой она была только в час представления. Увидели бы ее на улице — пожалуй, прошли мимо, не обратив внимания. Во всяком случае, встречались девушки куда эффектнее.

Мой собеседник снова замолчал. Я не торопил его, ждал. И он заговорил:

— Когда она уже славилась, наш цирк еще не вышел на мировую арену. Со своим багажом мы блуждали от Минска до Владивостока, и не помышляя поглядеть в Париже на Елисейские поля или побродить по Пиккадилли в Лондоне. Те, кто по вечерам на ярко освещенном манеже казался публике небожителем, проводили свободное от репетиций время в тесных комнатенках. Тут тебе и гримерная, и жилье. Бегали с чайником за кипятком к титану и спали иногда на своих ящиках с реквизитом. Теперешняя молодежь, привыкшая к гостиницам и разным там душам, и понятия не имеет, как жили те, про кого нынче красиво пишут в книгах.

Мы все любили Марию. Кто бы и где ни съехались на программу, она среди других бывала равной. Попади к нам в общежитие посторонний, ни за что бы не догадался, что перед ним женщина, которая вечером покорит всякого, кто ее увидит. Идет себе с кастрюлькой по коридору или чистит на лестнице пиджак мужа.

Да, да, — продолжал он, — такой она была. А теперь слушайте самое удивительное.

Знаете — весь секрет успеха Марии под куполом начинался вовсе не с нее. Нет, понятно, она была прекрасна. Но никто и никогда ничего этого не увидел бы, если бы… Если бы не Серж Дональдо. Вы о нем, возможно, и не слыхивали. Он ушел с афиш давно, а известность в цирке не длится долго. Самого Сержа сейчас помним только мы, кто начинал с ним рядом, да, может быть, немногие из зрителей, кому за пятьдесят.