Наступил час прощания с уходящим от нас дизель-электроходом «Лена». Раздаются низкие гудки, и лес рук вырастает на палубе, а на берегу взлетают в воздух шапки.
— Счастливого плавания! — кричат с берега.
— Счастливой зимовки! — отвечают с судна.
Три самолета поднимаются в воздух и строем проходят над судном. Это авиационный отряд желает нашим друзьям счастливого плавания.
Но нам предстоит еще провести для «Лены» ледовую разведку и вывести судно на кромку. Это привычное для нас дело.
Снова мы в воздухе. Машина проходит на бреющем полете, почти задевая мачты судна, и покачивается с крыла на крыло. Находящиеся на палубе приветствуют нас. По радио сообщаем Ветрову о результатах нашей разведки, делаем несколько приветственных кругов и берем курс на Мирный. Радист Челышев передал мне телеграмму: «Экипажу самолета СССР-Н-476 Черевичному, Морозову, Кашу, Мохову, Челышеву.
Вам, дорогие друзья, как альбатросам, провожающим в море последние корабли, экипаж «Лены» шлет прощальный горячий привет. Отвага полярных летчиков долго будет помниться нам. Пусть счастье, благополучие и успех всегда сопутствуют вам в полетах. До скорой встречи!
Ветров, Инюшкин, Жидков и все, кто на борту «Лены».
Мы были очень тронуты. Счастливого плавания, друзья, до скорой встречи!
ПОЧТОВЫЙ РЕЙС
Приближалась полярная зима. Дни становились короче, светлого времени было все меньше. Нам приходилось теперь перед каждым полетом тщательно изучать синоптическую обстановку. Консервировать самолетный парк на период зимы мы не собирались, так как нужно было накопить опыт полетов в зимних условиях. Хотя Мирный и Игарка находятся на одной широте за полярными кругами — Мирный за Южным, а Игарка за Северным, — условия полетов, конечно, разные. В Игарке холодная зима. Очевидно, здесь, в Мирном, она будет еще суровей. Но мы не унывали. Не беда, что сильные ветры, все же хотя и короткое, но светлое время механики смогут использовать, чтобы осматривать машины, а летать можно и в ночное время, для этого у нас есть немалый полярный опыт.
Ураганы здесь, в Антарктиде, такой силы, что иной раз неприятно сидеть в доме, кажется, что вот-вот снесет его с фундамента. Но это только кажется. Наши дома стоят надежно; пройдет какое-то время, и они будут занесены снегом так, что придется делать ходы сообщения. После таких ураганов, которые длятся несколько дней, наступало затишье, и летчики спешили на аэродром, посмотреть на машины. И обычно замечали, что самолеты стоят не так, как раньше: крепко привязанные за шасси толстыми тросами к мертвякам, вмороженным в лед, они «переставлялись» ветром то в одну, то в другую сторону, «летали на привязи». Нередко мы обнаруживали и поломки: то повреждение консоли крыла, то элерона, то еще чего-нибудь.
В такие дни механикам приходилось поврежденные части снимать и ремонтировать тут же, на аэродроме. Для более сложного ремонта деталь, если позволяли ее размеры, переносили в теплое помещение электростанции. Таким образом, наши самолеты были всегда готовы к вылету. В Мирном до наступления полярной ночи был сооружен аэродром, который по оснащенности электрическими огнями мог соперничать со многими аэродромами на Большой Земле.
Работы у нас было достаточно. Санно-тракторный поезд находился в пути, в глубине континента, и нужно было подвозить ему горючее, необходимые материалы, проводить ледовую разведку моря Дейвиса и делать многое, многое другое, нужное для научных отрядов. Нам предстояло доказать, что самолеты, лишенные ангаров, смогут работать круглый год, хотя из статей иностранных исследователей, которые уже несколько лет вели работу в Антарктиде, мы знали, что на зиму машины консервировались и находились под снегом.
... Утром 13 мая жители Мирного по местной радиотрансляционной сети услышали радостный голос диктора:
— Дорогие товарищи! Внимание! Слушайте все! Готовьте письма родным, близким, знакомым. Сегодня ночью флагман Первой антарктической экспедиции дизель-электроход «Обь» подошел к кромке льда у северной границы моря Дейвиса, где в течение суток будут проводиться очередные океанографические исследования. К нашей зимовке судно уже подойти не сможет по ледовым условиям. Командование «Оби» предлагает мирянам воспользоваться случаем и послать письма. На судно почту сможет доставить самолет. До «Оби» около 700 километров. Не теряйте времени, пишите на Большую Землю!
И сразу же у меня в комнате зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Сомова:
— Иван Иванович, сможешь организовать доставку почты на «Обь
— Я уже дал задание подготовить ЛИ-2.
— Прекрасно. Сам пойду помогать готовить машину. Я уверен, что писем будет невероятно много.
— Надо сообщить Ману, пусть найдет подходящую льдину, где мы могли бы совершить посадку. Кстати, Михаил Михайлович, на самолет можно взять человек десять-двенадцать. Не забудь, что для наших корреспондентов Олега Строганова и Ильи Денисова этот полет — хлеб.
— Не узнаю тебя, Иван Иванович, все в экспедиции уже свыклись с тем, что на самолеты берут только тех людей, которым необходимо проводить наблюдения по программе.
— Так это же воздушная прогулка по сравнению с полетом к Геомагнитному полюсу. Туда и лететь далеко, и высота огромная. Если в таком полете хотя бы один из моторов попробует чихнуть, то самолет тут же «приледнится» на плато и можно считать, что твоя песенка спета. Так что в тех условиях каждый килограмм лишнего груза имеет значение. А здесь загрузка машины может быть такой, какую, ты помнишь, я допускал при полетах надо льдами в районе Северного полюса. Еще гидрологи, которых мы возили, удивлялись, сколько же груза берет ЛИ-2.
... Закончив писать письма, я оделся и отправился на аэродром. Меня догнал наш «мэр города» Харитон Иванович Греку.— Вот здорово! — воскликнул он, потирая руки, — я написал двенадцать писем, откуда только прыть взялась.
— Тебе повезло, а я вот сумел настрочить только три, больше не успел.
Нас догнал трактор, который на прицепе тащил сани. В них на мешках с письмами сидел сияющий главный «почтарь» экспедиции — начальник радиосвязи Иннокентий Михайлович Магницкий. В руке у него был почтовый штемпель Мирного.
— Если есть письма — давайте, прямо здесь поставлю штемпель и — в общую почту!
— У тебя есть еще мешки? А то Харитон Иванович один двенадцать писем написал.
— Есть, я все предвидел, ребята еще принесут. Боюсь, сможет ли взять самолет всю почту.
Вскоре мы подошли к самолету. Здесь уже толпился народ. Счастливчики, которые должны были улететь вместе с нами, страшно суетились. Каждый из отлетающих волновался при мысли снова увидеть товарищей с «Оби».
Механики доложили, что все готово к вылету. Первым на борт самолета поднялся Магницкий. Он придирчиво осмотрел печати на каждом мешке, проверил, все ли в порядке. Наконец процедура погрузки почты закончена. Теперь могут занять свои места пассажиры. Но странно, почему-то все, кому выпала удача лететь, не торопятся войти в самолет. И, конечно, наш балагур Вася Мякинкин тут как тут: