— Мы все равно не признаем летунов первыми покорителями Антарктиды. Нехорошо получается: мы вас везли, старались, а теперь — спасибо, мол, приехали. Стрекозу свою завели и — айда первыми на берег!
— Авиация должна идти на разведку, — отвечали летчики.
— Разведка — другое дело. Полетал, посмотрел и садись на свое место, как ласточка в гнездо. Словом, спускаться на материк давайте только по трапу и в порядке живой очереди. Так никому не будет обидно.
Летчики посмеивались. Но, как говорится в пословице, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Очень скоро наш отряд попал в глупое положение. Приступив к сборке вертолета, мы вдруг обнаружили, что к нему нет... колес.
Объяснялось это просто. Все части двух вертолетов были размещены заводом-изготовителем в шести контейнерах. Три контейнера с маркировкой вертолета Н-86 погрузили на «Обь», а остальные — на дизель-электроход «Лена», который придет в Антарктиду несколько позднее. Нам просто не пришло в голову проверить, что упаковано в ящиках, да к тому же времени было в обрез. Вот и получилось, что мы прихватили ящик со всеми аккумуляторами, а в Калининграде остался контейнер с колесами обоих вертолетов.
Не успели мы оправиться от истории с колесами, как на наши головы обрушилась новая беда. «Обь» прошла свой большой путь и стояла, зажатая припаем. Теперь дело за авиацией. Самолетам не страшны никакие ледяные барьеры. 6 января с судна были сняты части самолета АН-2, и работа закипела. Вскоре фюзеляж стоял уже на основании контейнера. Требовалось быстро поставить машину на лыжи. Но когда мы вскрыли ящик, на котором было написано «Лыжи АН-2», в нем оказались всего одна лыжа и хвостовой лыжонок.
Тут уже было не до шуток. Даже те, кто вначале посмеивался над нами, теперь огорчились не меньше нас. Снова проверяем контейнеры, переворачиваем все имущество отряда. Наконец обнаруживаем запасной ящик с надписью «Лыжи АН-2». Вскрываем его и радуемся так, словно перед нами не лыжа, а любимая женщина.
Сборка краснокрылой «Аннушки» пошла полным ходом. На работу летного отряда пришли посмотреть хозяева ледяной пустыни — пингвины. Вначале казалось, что к нам приближается войско маленьких человечков: строгое равнение, впереди и по бокам командиры... Несмотря на то, что хочется скорее подняться в воздух, я не могу оторваться от этого необычного зрелища. До чего же милые и забавные птицы!
Какое сейчас время суток, определить нельзя: нет ни ночи, ни утренней зари, ни вечернего заката. Я посмотрел на часы — половина двенадцатого. Полдень или полночь? Мне говорят, что день, и я делаю запись в дневнике: «6 января».
Как и вчера, погода ясная, тихая, только снег искрится еще сильнее, на него нельзя смотреть без защитных очков.
Во второй половине дня пингвины построились и чинно удалились. Вскоре подул ветер и потускнело солнце. Через несколько минут колючий снег слепил глаза. Фюзеляж самолета пришлось снова поднять на судно.
Ветер все усиливался — разразился шторм. Забурлила снежная каша. Вылетают изо льда мертвяки, не выдерживают и якоря. Сутки назад припай казался неприступным, а сейчас рушится на глазах.
— Крылья! Крылья! — Слышится чей-то испуганный голос.
На ледяном барьере над водой повис край ящика с плоскостями. В любую минуту он мог свалиться в бездну. Просим Мана подвести судно к этому месту.
Капитан соглашается не сразу: ведь «Обь» может разбить контейнер вдребезги, а вместе с ним разлетятся и плоскости. Но другого выхода у нас нет. Судно медленно продвигается вперед. Умелые сильные руки моряков остановили его рядом с плоскостями. Я услышал голос механика Мякинкина:
— Привет, братцы, до скорой встречи!
За ним бросился вниз на ящик бортмеханик Шмандин. Нужно как можно скорее подать гак, чтобы смельчаки могли зацепить им тросы контейнера. Но это не так-то просто — судно относит от припая. Теперь от каждой секунды зависит судьба не только крыльев, но и двух людей. «Обь» снова идет прямо на контейнер, на котором лежат Мякинкин и Шмандин. Малейший промах, и...
Едва Мякинкин и Шмандин успели накинуть гак на тросы, как от припая, где лежал секунду назад контейнер, отломилась огромная глыба. Но ящик величиной с одноэтажный дом был уже на палубе. Прыгнув с контейнера, Мякинкин сказал:
— Здорово прокатились! Как в парке культуры на «чертовом колесе».
Трудно представить, чтобы человек, только что смотревший в глаза смерти, мог шутить.
Первый ураган мы выдержали. Ветер стал утихать, и через короткое время опять запламенело солнце и заискрился под его лучами снег.
Тем временем смекалистые авиаторы не стали ждать прибытия «Лены» и приспособили для вертолета колеса самолета АН-2 и колеса одной из стремянок, предназначенной для сборки несущих лопастей. Заменили и полуоси, которые выточил в мастерских судна Михаил Семенович Комаров.
— Желающие побывать в небе, занимайте очередь, — объявили летчики. — Принимать на борт «стрекозы» будем не больше десяти пассажиров!
На корме судна, где сооружена посадочная площадка для вертолета, быстро образовалась очередь. В этот прекрасный день, 8 января, всем полюбившаяся «стрекоза» не знала покоя. То она стрекотала над водой, над ледяным барьером, то снова садилась у борта судна и тут же поднималась в воздух. С «Оби» были сняты вездеходы, сани, трактор и самолет АН-2, который вскоре вывели к береговому щиту за четыре километра от стоянки судна; там же нашли место для временного аэродрома.
Девятого января снова разразился жестокий ураган. Этого мы не ожидали. Снова поднимаем на судно все грузы, снова воюем с разбушевавшейся стихией. На этот раз в самой большой опасности оказались работники авиационного отряда. Вот уже сутки свирепствует шторм, а мы не имеем никакой связи с людьми, которые собирают самолет АН-2. Что с ним? Живы ли наши верные товарищи Каш, Чагин и Шмандин? Как помочь им? Может быть, им нужна помощь именно сейчас, а потом будет уже поздно?
— Кто со мной? — спросил я летчиков, которые молча, с угрюмыми и озабоченными лицами стояли около.
— Я! — крикнули первыми Кириллов и Челышев. Так и решили.
... В какое время суток мы подошли к месту стоянки самолета, определить было невозможно.
— Как вы сюда попали? — удивился Каш.
— Очень просто, надоело сидеть в каюте, мы и решили прогуляться к вам в гости, — сказал Кириллов.
— Одним-то поди скучно, наверно, обо всем успели переговорить, — добавил Челышев.
— Это верно, — улыбнулся Шмандин. — Сидим и гадаем, что делается на судне.
— Ну, а как тут делишки? — спросил Кириллов.
— Ничего, — ответил Чагин. — Чувствуем себя как у бога за пазухой. Харч есть... Чайку крепкого хочется, но придется малость потерпеть.
... Совсем недавно они делали нечеловеческие усилия, чтобы спасти полусобранный самолет. Бешеный ветер сбивал с ног, сквозь снежную мглу ничего не было видно. Чуть не каждую минуту они звали друг друга, чтобы не потеряться в этом снежном хаосе. Самолет начало подбрасывать, на какое-то мгновение он повис в воздухе, словно пытался взлететь. Положение было угрожающим. С огромным трудом вбили в лед еще несколько металлических клиньев — мертвяков и натянули дополнительные тросы. Беда в том, что отдельные узлы машины не закреплены еще по-настоящему и какая-то ее часть может покоробиться или вовсе отлететь. Но все закончилось благополучно.
Синий свет газовых плит освещал их усталые лица. Каш заговорил о Москве. Вероятно, после всего пережитого захотелось ему побыть с семьей, отдохнуть в уютной московской квартире. Ведь ему так мало пришлось быть дома. Алексею около сорока лет. Был он в свое время юнгой на корабле, а потом потянуло его в небо; закончил авиационное училище и стал летчиком. Свою профессию он считает лучшей на свете.
— Я готов летать круглые сутки, месяц, два, год подряд и в любом месте. Я не расстанусь с самолетом до тех пор, пока глаза мои видят, пока руки держат штурвал, — говорит он.