Черная пурга продолжала неистовствовать и на следующую ночь. Ветер, казалось, достиг предельной силы. А с затерявшегося в ночном ненастье самолета шли в Мирный радиограммы: «... Все в порядке... крепления держат. Отстоимся... Ветер доходит до 50 метров в секунду...». Да, действие такого ветра мог бы испытать на себе только человек, находящийся на крыле летящего самолета. Только бы выдержали!... И опять радисты Мирного ловят в эфире слова: «... Ветер не утихает... трудно писать... все на вахте... следите...»
Более трех суток длился этот поединок маленького мужественного экипажа с «черной пургой». И люди победили. Пурга кончилась так же внезапно, как и началась. Как будто не было этого страшного урагана. И все, что пришлось пережить экипажу, казалось теперь далеким.
Наступившую тишину нарушил рев моторов. Самолет, набирая скорость, оторвался от купола и растаял в небе.
СНАЙПЕРЫ ЭФИРА
Почти месяц мы в Антарктиде. Неподалеку от «Оби» теперь стоит второе экспедиционное судно — дизель-электроход «Лена». Командует им Александр Иванович Ветров.
С приходом «Лены» состав нашего авиационного отряда пополнился не только людьми, но и техникой. Прибыл в Антарктиду и строительно-монтажный отряд, который будет строить здания южнополярной обсерватории Мирный. Лето давало себя знать: лучи солнца разрушали припайные льды. Сгружать на лед привезенное имущество было теперь небезопасно. Нередко погода менялась: небо закрывалось тучами, и ветер переходил в ураган. Тогда ледяная масса начинала грозное наступление на суда. Приходилось прекращать разгрузочные работы; суда снимались с якорей и уходили дальше в море, где было безопаснее.
Тем не менее разгрузка экспедиционного имущества продолжалась. Наши транспортные средства — вездеходы и тракторы отвозили выгруженные на лед грузы на участок, выбранный для постройки Мирного. В этой работе активное участие принимали и работники нашего авиационного отряда, свободные от полетов.
Наш самолетный парк рос не по дням, а по часам. В строй вступали уже самолеты, доставленные на «Лене».
... После очередной пурги, которая заставила наши суда отойти в море, а нас — отсиживаться в самолетах, погода улучшилась и опять засверкало солнце. «Обь» снова встала у места выгрузки, а «Лена» ошвартовалась у ледяного барьера. Снова из трюмов непрерывным потоком шло оборудование, строительные материалы, техника, научные приборы, продовольствие, горючее.
Все так увлеклись работой, что забыли о предосторожности и шли подчас на неоправданный риск: под полозья саней во время их прицепки к тракторам клали первые попавшиеся доски, чтобы сани, если их толкнет трактор, не поехали назад. Затем к саням подходил задним ходом другой трактор и два-три человека поднимали их и навешивали на гак трактора. При малейшей неосторожности тракториста сани могли поехать назад и изувечить людей.
... Сомова я нашел в каюте у Ветрова; они обсуждали план быстрейшей разгрузки судна.
— Иван Иванович, что случилось?
— Пока еще ничего не случилось, но может случиться. Смотрел, как прицепляют сани к тракторам. Ребята лезут в водило саней, в любую минуту может произойти несчастье.
— Вы правы, — ответил Сомов. — Я уже сказал начальнику береговой базы Греку, чтобы сделали специальные тормозные подкладки под полозья саней и...
Сомов не успел закончить фразу. До кают-компании донеслись «полундра!» и затем удар, от которого корпус судна вздрогнул. Мы выбежали на палубу. Оказалось, что в момент прицепки трактор толкнул сани; те поехали назад и, сорвавшись с барьера, упали в трюм корабля. К счастью, никто из людей не пострадал.
... Сменялось время суток, но солнце не заходило. Неутомимо работал наш вертолет, вывозивший грузы с судна на берег. Самолеты ЛИ-2 и АН-2 с учеными на борту совершали рекогносцировочные полеты в Оазис.
Однажды мне на аэродром позвонил Сомов.
— Иван Иванович, сейчас получена телеграмма с австралийского судна «Киста-Дан». Руководитель антарктического отдела министерства иностранных дел Австралии мистер Лоу просит нас провести ледовую разведку. Судно находится в нашем районе, и австралийцы хотят посмотреть строительство Мирного. Это первый дружеский визит иностранных ученых.
— Понятно, Михаил Михайлович, машина готова, сейчас вылетаем, — ответил я.
— Сбросьте, пожалуйста, вымпел с подробным ледовым донесением и, если нужно, окажите австралийцам помощь в проводке.
— Будет сделано.
Нам нужно было обследовать большое морское пространство, покрытое льдами, выбрать безопасный путь и рекомендовать его капитану австралийского судна.
Через несколько минут самолет в воздухе. Под нами проплывал Мирный, освещенные косыми лучами солнца айсберги, а дальше на север тянулся безбрежный иссиня-черный океан. Горизонт становился все темнее. Я сидел на левом сиденье и смотрел за работой автопилота. Самолет шел по заданному курсу. В кабину доносился монотонный шум моторов.
— Иван Иванович! — раздался взволнованный голос радиста Патарушина, — Москва! Мне удалось связаться прямо с Москвой! Начальник смены нашего радиоцентра просит передать всему экипажу привет.
Это известие нас ошеломило. О связи с Москвой с самолета на таком большом расстоянии мы даже не мечтали.
Я передал управление Сорокину и подошел к Патару-шину.
— Герман, во-первых, передай им большой привет от экипажа, а во-вторых, спроси, смогут ли они позвонить по телефону ко мне домой и передать привет семье.
Я взял вторые телефоны и услышал, как мои слова, превращаясь в «ти-та-та-та», шли по эфиру в Москву. Несколько секунд в наушниках слышался шорох, затем словно горох, брошенный на пол, посыпались ответные «та-та-ти-ти-та». Герман взял ручку, и на бланке стали появляться слова: «Вашу просьбу исполним, сообщите московский телефон, и мы свяжемся с домом».
Я растерянно шарил руками в карманах в поисках карандаша.
— Не волнуйтесь, — усмехнулся Герман, — ваш домашний телефон я уже передал.
... Дома оказалась одна дочь. «Дорогой папка, — читал я радиограмму, — мамы нет дома, она у тети Клавы. У нас все благополучно, крепко тебя целуем».
Сколько радости доставили мне эти несколько слов!
Герман передал еще несколько радиограмм в Москву родным членов экипажа и перешел на связь с радиостанцией дизель-электрохода «Обь».
Разговор с Москвой взволновал весь экипаж. Значит, Антарктика не так уж далеко от дома; ведь иной раз в Арктике труднее связаться с Москвой, а тут — пожалуйста. Герман чувствовал себя именинником, а ребята глядели на него влюбленными глазами. «Снайпером эфира» прозвали они его.
... А в кабине у штурманского стола шла напряженная работа. Штурман Морозов, имеющий большой опыт ледовой разведки в Арктике, внимательно следил из окна за поверхностью океана и наносил на карту ледовую обстановку.
Когда наступила ночь, впереди по курсу мы увидели бортовые огни «Киста-Дана». Сообщаем капитану, что через несколько минут будем над судном и сбросим вымпел. Машина уходит вниз, несколько раз облетает вокруг судна, затем идет прямо по его курсу. Раздается команда:
— Сбросить вымпел!
Шмандин, Мякинкин и Морозов, открыв дверь самолета, бросают вниз пенал с картой.
Делаем еще несколько кругов над судном. Связываемся с «Киста-Даном» по радио и узнаем, что вымпел на палубу не попал, а из-за темноты разглядеть, куда он упал, на судне не смогли. Пришлось по радио рекомендовать курс для прохода судна к берегу Правды.
Мы были огорчены неудачей, но успокаивали себя тем, что ледовая разведка выполнена и австралийцы могут спокойно следовать к Мирному.
Самолет делает разворот и летит в направлении острова Хасуэлл. В кабине каждый занят своим делом. Штурман вычисляет курс, вносит поправки, берет пеленги. Так проходит время. Наконец, показался берег Правды.
В Мирном по-прежнему ясная погода. С воздуха хорошо видно, как идет разгрузка «Оби». От припая к месту строительства научного городка тонкой извилистой ниткой тянется дорога, по которой маленькие жучки-тракторы тащат игрушечные сани.