- Заверяем Коммунистическую партию и Советское правительство в том, что летчики гражданской авиации всегда готовы сесть за штурвал боевых самолетов и, если потребуется, будут с честью защищать Страну Советов.
Зал бурными аплодисментами приветствовал эти слова.
Тогда, мне кажется, никто из присутствующих на конференции не думал, что такое время наступит очень скоро.
От будущего мысли мои перенеслись в детство, в юность. Были они нелегкими, как и у многих, родившихся в предреволюционные годы. Мой отец Григорий Дмитриевич и мать Фекла Никифоровна были выходцами из бедных крестьянских семей Витебской губернии. Земли мой дед выделить им не мог. На другой день после свадьбы, собрав свои жалкие пожитки, молодые уехали в город на поиски работы. Найти в Витебске постоянную работу мои родители не смогли. В поисках заработка судьба забросила их в Ригу. Отцу там повезло устроился работать на пивоваренном заводе. В Риге я и родился. Но вскоре отец и мать с двумя малыми детьми - мной и годовалым моим братишкой Валей вернулись в родные края, в Белоруссию.
Снова пришлось перебиваться случайными заработками, чтобы как-то прокормить семью и оплатить квартиру, снятую на окраине Витебска. Наконец отец устроился работать в артели ломовых извозчиков, а мать стала работать поденно в богатых семьях - то кухаркой, то прачкой. Когда она уходила на работу, то брала с собой моего маленького брага, я же был предоставлен самому себе.
Со временем мне стали поручать разные домашние дела - выстаивать сутками в очереди и получать по продовольственным карточкам на всю семью хлеб, на раздаточных пунктах - чечевичную кашу, осенью добывать картофель, перекапывая землю на убранных картофельных полях. В последующие годы меня на лето отправляли в деревню, где у богатых крестьян я пас скот. За это я получал несколько пудов ржаной муки, два-три мешка картофеля и кое-какую одежду. Осенью я возвращался домой и ходил в школу. Потом стал работать на стройках - вначале учеником печника, потом штукатуром, а вечерами учился в вечерней школе.
Был у меня закадычный друг-Ваня Кузнецов. От шоссе у нашего дома до самой реки Лучесы раскинулось летное поле военного аэродрома, огороженное колючей проволокой. В солнечные, свободные от работы летние дни мы с Ваней любили загорать в траве у проволочного ограждения на той стороне аэродрома, откуда аэропланы заходили на посадку. Нам доставляло большое удовольствие вблизи разглядывать немецкие "Фоккеры" и английские "Де-Хэвиленды", которые, снижаясь, пролетали над нами так низко, что чуть не задевали проволоку колесами. У колючей изгороди аэродрома и зародилась у нас с Ваней мечта стать летчиками...
...Вспомнилось мне, как вместе с Ваней, по поручению ячейки "Юных друзей Воздушного Флота", в которой мы с ним состояли, в воскресные и праздничные дни бегали по городу, собирали в жестяные кружки средства на строительство самолетов...
Шли годы, мы взрослели, редкими становились встречи с Ваней Кузнецовым. Но как-то утром я встретил его, и мы пошли с ним к нашему любимому месту аэродрому. Высоко в безоблачном небе летали самолеты. Один из них снижался и заходил на посадку. Мы невольно остановились и стали наблюдать за ним. Вдруг Ваня схватил меня за руку:
- Смотри!.. Падает!
Мы оба застыли в оцепенении. Переваливаясь с крыла на крыло, самолет быстро падал. Несколько мгновений - и он врезался в землю. На капустном поле запылал огромный костер. Мы побежали к нему. Тяжело раненный летчик пытался вылезти из разбитой и горевшей машины, но не мог - он был зажат переломившимся фюзеляжем. Мы растерялись... Вдруг Ваня нашелся:
- Лезем на хвост! Пригнем его к земле и освободим летчика.
Не теряя времени, мы влезли по фюзеляжу на хвост, вцепились в расчалку хвостового оперения и повисли на руках. Хвостовая часть фюзеляжа осела, образовался проем, через который мы вытащили потерявшего сознание летчика. Когда с аэродрома приехали санитарная и пожарная автомашины, самолет догорал.
Нас с Ваней отвезли на аэродром. Командование авиабригадой обстоятельно нас обо всем расспросило. В благодарность за спасение летчика командир эскадрильи покатал нас на самолете. Счастью нашему не было границ. Этот случай, пожалуй, и решил окончательно мой выбор. Одно время я мечтал учиться живописи, увлекался рисунком и рисовал как будто неплохо - все стенные газеты школы и пионерского отряда оформлялись мной. Но с того времени, когда мы с Ваней побывали на аэродроме и нас покатали на аэроплане, мы только и мечтали об авиации. Гораздо позже, уже будучи летчиком, читая какой-то исторический очерк об авиации, я узнал, что моим "крестным" был знаменитый ас А. Д. Ширинкин, один из самых доблестных красных военлетов гражданской войны.
Школа
Первая наша с Ваней Кузнецовым попытка поступить в военную школу летчиков была неудачной. Друга моего не приняли по недостатку образования, а меня по возрасту - мне не было семнадцати лет.
Мое стремление во что бы то ни стало поступить в летную школу не могли умерить даже категорические протесты родителей. Особенно протестовала мать. Со слезами на глазах она меня убеждала, что жизнь летчиков очень короткая, многие гибнут в расцвете лет. Надо сказать, что ее доводы и тревога за меня имели основания. В ту раннюю пору становления и развития авиации полеты нередко заканчивались аварией или катастрофой. Жители Оршанского шоссе были очевидцами и участниками частых похоронных процессий. На кладбище, расположенном у пересечения Оршанского и Смоленского шоссе, было много могил, увенчанных пропеллерами аэропланов. С фотографий, вставленных в их втулки, смотрели молодые лица. Первопроходцы неба несли большие потери.
Но крылья Родины создавал весь советский народ, с особой страстностью и самозабвением посвящало себя этому делу молодое поколение. Страстный порыв летать завладел тогда всей молодежью. В огромной степени этому способствовал IX съезд ВЛКСМ, объявивший шефство комсомола над Воздушным флотом. Тысячи комсомольцев, юношей и девушек шли в учебные и спортивные организации Осоавиахима овладевать авиационным делом.