Орлов сменил курс.
Самолёт, пропуская разбросанные круглые, как блины, «плешины», уверенно летел к тому островку, куда был направлен флот тюленщиков.
Вот и островок с залёжкой тюленей. «А где же флот? Неужели охотники не напали на неё?» – подумал пилот, осматриваясь вокруг.
Море было пустынным. Лишь два огромных беркута, хищно раскинув крылья, повисли над «плешиной», словно охраняя её покой.
Самолёт стал кружиться над островком, и только теперь Орлов понял, что произошло… Тюленебойцы уже закончили здесь промысел, проворно «обеловали» убитых тюленей, погрузили суда и уплыли за новой добычей, оставив «плешину», усыпанную ободранными тушками тюленей.
«Быстро управились», – подумал Орлов, провожая глазами дикий островок.
Несколько минут полёта оживили картину. Косым белеющим угольником блеснул на горизонте одинокий парус. В стороне от него, также неожиданно, всплыл другой, за ним – третий и, наконец, показались вся флотилия тюленебойцев.
Пятнадцать судов дружно направлялись на поиски новой добычи. Впереди, как вожаки, ритмично выкидывая вверх дымовые кольца, шли моторные суда, увлекая за собой парусные лодки.
Самолёт поравнялся с ними. На их палубах лежали ещё не убранные в трюмы толстые «хоровины»[5] тюленя.
Наступил полдень, хотя об этом нисколько не напоминало осеннее однообразие серого дня.
Пилот спешил.
Мелькнуло последнее судно флотилии, и вновь под самолётом раскинулся морской простор. Временами на поверхности воды показывались тюлени и тут же быстро уходили вглубь, оставляя за собой вспененные круги.
Всплеск, белый круг, чёрная спина, опять всплеск… Тюленей появлялось всё больше, ещё больше ныряющих чёрных точек – и вот перед взором лётчика возник чёрный живой остров.
«Колхозный островок», – определил Орлов и, боясь спугнуть чуткого зверя, отвернул в сторону.
Флотилия, завидев самолёт, встала на якоря и ожидала его.
Орлов издали заметил флагманское моторное судно и произвёл посадку около него.
Перейдя с самолёта на палубу флагмана, пилот и его пассажир, представитель треста, пробирались по скользким жирным тушам тюленя. Всё было пропитано этим жиром: и палуба, и надстройки, и одежда людей. И даже лица охотников лоснились жиром. Орлов легко узнал среди тюленщиков невысокого, сухопарого начальника экспедиции Сергеева.
Поздоровавшись, они пошли в кубрик.
Сергеев, сняв любимую форменную фуражку с золотистым «крабом», неловко приглаживал свои «экспедиционные» усы, и в знак того, что он готов слушать, смотрел на Орлова серьёзным взглядом карих глаз.
– Усы-то побольше стали, – улыбаясь, начал Орлов, зная, что этим досаждает Сергееву.
– Ладно, вернусь, тогда сбрею. Говори, где ещё тюлень залёг.
– Есть ещё залёжка, – поворачиваясь к морской промысловой карте, висевшей на стене, и показывая пальцем в её верхний угол, продолжал Орлов. – «Колхозный островок» чуть ли не сплошь покрыт тюленем. А вода с западной стороны островка, словно кипит – столько там тюленей ныряет.
– Вот как, – медленно проговорил Сергеев, – и, всё ещё смотря на карту, что-то прикидывал про себя. Ну, спасибо, Петро, – наконец, перекинул на лётчика довольный взгляд. Покручивая ус, он продолжал: – Порадовал ты нас! Ветерок бы так продержался с берега, тогда «плешинку» не затопит, дело будет.
– А сколько с первой «плешины» взяли? – спросил Орлов.
– Тринадцать с половиной тысяч голов, – с довольным видом, нарочито растягивая слова, ответил Сергеев.
– Ого! – удивился лётчик. – И как же это случилось?
– Ну как, очень просто: окружаем и уничтожаем, – невозмутимо говорил Сергеев.
На этом разговор и окончился бы, но пассажир самолёта был очень любопытен.
– Позвольте, товарищ Сергеев, как это вы так делаете: окружаете и уничтожаете? – заинтересовался он. – Расскажите, как было дело. – И, протирая толстые стёкла очков, приготовился слушать.
Сергеев не любил входить в подробности.
– Как дело было? – переспросил он и медленно закурил, видимо, готовясь что-то сказать ещё. Но тут в открытую дверь, пригибаясь, вошёл высокий человек в обычной одежде тюленщика.
– А, Черноусов! Проходи, проходи, – весело проговорил Сергеев и подумал: «Вот кстати».
– Это наш молодой бригадир, – представил его Сергеев.
Григорий Андреевич Черноусов не совсем походил на молодого, но бригадиром на промысле он был впервые. Рыбачит он с детства, и морская стихия нисколько не согнула его. Он стоял стройный, широкий в плечах, с ясным добродушным взглядом. Сняв шапку, он обнажил овеянный морскими ветрами морщинистый лоб, на который скатилась прядь седых волос.
Приветствуя собравшихся в кубрике, Григорий Андреевич особенно долго жал руку разрумянившемуся Орлову.
– Спасибо тебе, – благодарил он пилота. – Показал ты нам богатую залёжку тюленя. Колхозники будут помнить её.
– Было бы за что, Григорий Андреевич, – чувствуя неловкость, отговаривался Орлов. – Бей, пожалуйста, и ещё вам залёжку не хуже той нашёл.
– Вот он и есть герой этого боя, – указал Сергеев на Черноусова. – Кто, как не он, лучше расскажет об этом. Давай-ка, Григорий Андреевич!
– Эх, не мастер я говорить-то, – усаживаясь на край табуретки, неохотно начал бригадир.
– Ну, вот мы все, к примеру, будто здесь стояли, а до «плешины» почти добрый, десяток километров. В бинокль смотрели и увидели столько зверя… – Черноусов ненадолго замолк и, приложив руку к лицу, продолжал: – не перечесть… Решили, что дальше не пойдём. Спугнём тюленя, тогда весь в воде будет. «Ночью надо осторожно, подобраться и окружить плешину, – предложил нам Сергеев. – А ты, Черноусов, – говорил он мне, – осторожненько поезжай к «плешине». Как стемнеет, будешь нам маячить, а то ночью и не заметим, как мимо проскочим».
На реюшке и подчалке впятером мы отплыли. Чем ближе подходили к «плешине», тем становилось мельче и мельче. Вдруг – стоп! – реюшка села на меляк. Оставив на ней двоих тюленщиков, я на мелководном подчалке с остальными людьми поплыл дальше.
Вскоре вновь встали на мель. «Плешина» была рядом, и мы старались не выдать себя ни единым звуком. Стемнело. Я поднял на мачту фонарь, подняли фонарь и на реюшке. Целясь на наши огни, ночью должна была подойти остальная группа охотников и к рассвету окружить «плешину».
Но восточный ветер, тянувший с берега, начал усиливаться. К полуночи он стал сильным и быстро угонял воды. Было уже светло, когда мы втроём стояли у свалившейся на бок лодки. Море ушло, отрезав нашим путь к «плешине».
Что было делать? Охотничий азарт и любопытство не давали нам покоя. Потянулись мы к «плешине». Без шума ползли к залёжке тюленя. Увидев её, я, признаться, даже оробел. Думаю, вдруг спугнём, тюлени-то ведь зубастые и чуть ли не в центнер весом каждый. Сомнут!… Эх, думаю, понесла меня сюда нелёгкая. Хоть бы Мишка Водовской был тут рядом со мной. Привык я ходить на бой тюленя под его командой. Сам боюсь, и знаю, что тюлень труслив. И вот одна мысль в голову пришла… Мы тихо вернулись к лодке. Забрав вёсла, шесты, палки, поползли обратно к залёжке. Подвинемся на десять-пятнадцать метров и лежим, как мёртвые. Зверь не чует нас и не беспокоится. А мы опять дальше… Наконец, подошли чуть ли не вплотную. Забили вёсла, повесили фуфайки, обрывок паруса. Словом, чучел наделали. Видя это, тюлени зашевелились, начали отсюда пятиться. А мы переползли и проделали то же самое с другой стороны. Наконец, так всех тюленей и окружили.
«Ну, начнём», – мигнул я своим молодцам. Подползаем – крайние тюлени дремлют. Раз их колотушкой по носам. И опять лежим, как мёртвые. Посмотрим, уж эти готовы, всё спокойно. Мы снова крайних бьём. Вот уже образовался и барьер из убитых тюленей. Теперь остальным не перелезть через эти преграды. Живые тюлени стали жаться в центр круга, полезли друг на друга… А мы-то всё бьём и бьём…
– Потом подошли и все наши охотники… Дальше вы рассказывайте, – обратился бригадир к Сергееву.
– Продолжай сам, – махнул рукой Сергеев.
Передохнув, Черноусов продолжал: