Мациевич посмотрел на часы: минуло три четверти часа, как он в воздухе. Глянул вниз. Далеко во тьме еле-еле просматривались очертания острова Котлина, и Мациевич вдруг вспомнил, как в прошлое дежурство он вот так же, глядя на Кронштадт, заметил яркую вспышку, появившуюся где-то в районе Стрельны.
Он, как и сейчас, в такой же липкой тьме подлетал к Кронштадту. Впереди по курсу вдруг посветлело. Мациевич инстинктивно обернулся, и тут же за спиной его возник глухой раскатистый гул. Мациевич сразу понял: по городу стреляет тяжелое осадное орудие. До этого дня фашисты со стороны Стрельны не вели огонь по Ленинграду. "Теперь и отсюда станут бить. Надо накрыть их",- подумал старший лейтенант. Над Стрельной вновь озарилось небо и затем где-то в городе сверкнул багровый отсвет. Повинуясь первому чувству, Василий ввел самолет в крутой вираж, но тут же взял себя в руки - покинуть боевой пост в небе он не имел права. Но и невыносимо было оставаться безучастным свидетелем этого варварского обстрела, и Мациевич дал себе слово добраться до гитлеровских артиллеристов.
Воспоминание это разожгло сердце летчика. Не долетев до Кронштадта, он развернул машину и повел ее к Стрельне. Неудержимо потянуло пройти над местом, где, задрав к небу тупорылое жерло, пряталась вражеская мортира. Но сегодня она молчала. От Стрельны Мациевич повернул к морскому порту. Истребитель несколько раз встряхнуло.
Вдруг справа и чуть выше появился и исчез багровый отсвет - след от раскаленных струй выхлопных газов. Это был враг. Он крался под самой кромкой, крался к спящему городу, как тать. Зашел со стороны моря, рассчитывая, что над заливом легче подойти к городу незамеченным.
"Уже с оглядкой действует, щель ищет",-подумал Мациевич и слегка потянул ручку управления на себя. "Ишачок" послушно полез вверх. Снова блеснула багровая струйка выхлопного газа немецкого бомбардировщика. Старший лейтенант прибавил оборотов винту. Он решил пристроиться в хвост противнику, присмотреться и ударить наверняка. Но тут машину встряхнуло, и след врага пропал. Мациевич чуть высунулся за борт, в лицо ему ударило резким колючим холодом, и он понял, что влез в облака. Он не успел подумать, как рука сама собой отжала ручку управления, и истребитель вывалился под нижнюю кромку облаков. Мациевич решил ловить врага снизу: рано или поздно, но бомбардировщик выйдет из облачности, подставит свое брюхо и тогда все будет зависеть от того, сумеет ли он быстро обнаружить бомбардировщик, пристроиться к нему и точно поразить цель. "Только бы не проскочить вперед",- подумал Мациевич. Он посмотрел на приборы. Скорость была великовата, и летчик уменьшил ее. Насколько позволяли привязные ремни, он весь подался вперед, до боли в глазах всматриваясь во тьму. И вдруг не столько увидел, сколько ощутил темную громаду бомбардировщика. Бомбардировщик висел почти над самым И-16, из-под левой плоскости его вырывалась мерцающая багровая струйка выхлопных газов единственная путеводная ниточка, готовая оборваться каждую секунду. Струйка качнулась и взмыла вверх. Мациевич понял, что командир экипажа вводит машину в правый разворот со снижением.
Все решали секунды. Нужно свалить врага одним ударом, иначе он сделает маневр и уйдет. Сбросит бомбы куда попало и улизнет. И опять полупобеда, опять ожидание новой встречи в ночном небе, опять молчаливые сочувствующие взгляды товарищей и подавленный вздох Димы Оскаленко. Ведь не утаишь свою встречу с врагом, не скажешь, что ее не было.
Какие томительные изматывающие секунды! У Мациевича от напряжения взмокли ладони и лоб покрылся испариной. Пора действовать, пока еще не оборвалась жиденькая светящаяся ниточка, связывающая его с противником.
Мациевич нацелился носом "ишачка" под центроплан бомбардировщика и прибавил скорость. Бомбардировщик еще надвинулся на истребителя, и тогда Мациевич нажал кнопку. Под плоскостями И-16 вспыхнули яркие огоньки, самолет слегка встряхнуло - это со своих направляющих соскользнули реактивные снаряды. Узкие и длинные, они двумя тройками понеслись к бомбардировщику. Каким-то шестым чувством Мациевич уловил, что эресы поразят цель и, чтобы взрывом не разнесло и его самолет, до отказа выжал левую педаль, стремясь по крутой спирали уйти из опасной зоны. Но не успел. Эресы взорвались разом, все шесть. Вероятно, они угодили в бензобаки, так как из "хейнкеля" вырвалось яркое огромное облако, и в тот же миг над головой советского летчика будто бы раскололось небо. Мощная взрывная волна точно перышко подхватила легонький истребитель, закрутила его в своем огненном водовороте, перевернула вверх колесами и швырнула в темную бездну. Мациевич больно ударился головой, но сознания не потерял, только на какое-то время притупились чувства и по телу разлилась слабость.
Мациевич долго и безуспешно пытался вывести машину из беспорядочного падения. "Ишачок" упорно не слушался рулей и стремительно несся к земле. Мациевич ловил вырывавшийся из рук и больно бивший по ним рычаг управления.
Наконец, рули перестали болтаться, через их упругое трепетанье Мациевич почувствовал силу воздушного потока и, осторожно работая ими, стал выводить самолет из отрицательного пикирования. С трудом, как-то странно подрагивая, истребитель взмыл в небо в нескольких десятках метров от поверхности Финского залива. Мациевич еле-еле дотянул до аэродрома. Машину временами так сотрясало, что, казалось, она вот-вот рассыплется, и Мациевич на всякий случай освободился от привязных ремней.
Но вот внизу знакомая до мельчайших подробностей лента железной дороги, за ней - аэродром. Уже кто-то подсвечивал прожектором, указывая место посадки. Мациевич сбавил скорость, машина на секунду как бы зависла в воздухе и колеса коснулись земли.
Вылез из кабины он не сразу. Откинувшись на спинку сиденья, он несколько минут сидел не шевелясь, ни о чем не думая, совершенно выдохшийся и неспособный оценить даже то великое счастье, что земля снова под его ногами, что где-то далеко от Ленинграда уже родился новый день и день этот он увидит собственными глазами, еще один день жизни.
Когда утром старший лейтенант увидел своего ястребка, то лишь горестно махнул рукой: взрывной волной так сильно деформировало плоскости, что их необходимо было менять.
- Долго,- имея в виду срок ремонта, сказал Мациевич и посмотрел на небо.
- Но ведь нужный тебе аккорд прозвучал,- заметил Оскаленко.- А ты сам говорил, что это главное.
- Верно, главное,- помедлив, ответил Мациевич.- Но я не говорил, что сбитый враг - твой последний враг.
Конец одной мортиры
Вторая схватка Мациевича с противником, но уже сухопутным, произошла в декабре 1941 г. К тому времени 26-й иап для удобства ведения боевых действий был разделен на две группы. Первая осталась на прежнем месте - на аэродроме северо-восточнее Ленинграда, чтобы прикрывать ледовую трассу через Ладожское озеро.
В декабре противник главные силы своей авиации, поддерживавшей группу армий "Север", бросил на срыв перевозок по Ладожской военно-автомобильной дороге. Мы выделили для ее прикрытия все, что могли,- 100 истребителей, т. е. более половины всех исправных машин истребительной авиации фронта, ПВО и КБФ. Небо над Ладогой превратилось в арену жесточайших схваток. А над самим Ленинградом установилось долгое затишье: вражеские самолеты все реже и реже появлялись над городом. У противника уже не хватало сил одновременно и с одинаковой интенсивностью действовать на всех важнейших участках фронта.
Вторую группу 26-го иап в составе 14 экипажей мы посадили на северном побережье Финского залива у железнодорожной станции Горской. Эта группа прикрывала Ленинград и Кронштадт. Возглавил ее Василий Мациевич.
В ту памятную всем ночь летчики, как обычно, собрались и домике, который служил им кают-компанией. Мациевич наигрывал на пианино какую-то мелодию. Иногда он поднимал голову и медленно обводил глазами боевых товарищей. До чего же они молоды - Щербина, Ищенко, Оскаленко, Максимов, Цыганенко, Аполлонин, Алексеев! Он самый старший в группе, а ему только двадцать семь. Даже шесть месяцев войны мало изменили ребят внешне, они только похудели да стали менее шумливыми, более сдоржанными.