Второй радиообмен отделен временем и вызовом из Анкориджа. Слова «три три ноль» во втором радиообмене на корейском были почти всеми интерпретированы как означающие FL330, или высоту 33 000 футов. ИКАО интерпретировало эту часть радиообмена так:
KAL 007 (VHF № 2): Не можем подняться до высоты три три ноль…
KAL 007 (VHF № 2): Сохраняем высоту три три ноль.
Не совсем ясно, о чем думали эксперты ИКАО, когда предложили эту транскрипцию без комментариев. Трудно поверить, что кто-то сказал бы, что не может подняться на высоту три три ноль, и тут же на одном дыхании объявил, что он находится на высоте три три ноль. Более того, как хорошо было известно ИКАО, на этой стадии полета KAL 007 была назначена высота FL330 которую, как было сказано, он сохранял еще полтора часа, до 16.03.53 UTC [Coordinated Universal time — то же, что и GMT, — среднее время по Гринвичу. — Е.К.], когда ему было разрешено подняться до FL330.
Ввиду противоречивости этих данных я попросил доктора Цубои, директора лаборатории Иватсу, проанализировать передачи на корейском на пленке. Ни один из говорящих не был членом экипажа KAL 015, голосовые отпечатки пилота и второго пилота этого рейса доктор Цубои предварительно идентифицировал. Первая передача в 14.34.17 GMT была идентифицирована доктором Дубои как исходящая от неизвестного самолета, но, по всей вероятности, это сообщение было сделано по VHF пилотом KAL 007 (VHF № 1). Последующие передачи, в 14.34.50 и 14.34.54 были идентифицированы как сделанные по передатчику VHF вторым пилотом KAL 007 (VHF № 2). То, что передачи KAL 007 были записаны в Анкоридже, доказывает, что самолет находился в пределах радиовидимости острова Св. Павла. Одной причиной того, почему рапорт KAL 007 о прохождении NABIE был «перенаправлен» KAL015, могло быть желание убедить Анкоридж, что KAL 007 имел проблемы с передачей VHF. Это могло привести к последующему отказу радиосвязи, который они имитировали во время переговоров с Токио. Есть и другая возможная причина, которую я приведу ниже.
Самолет, с которым KAL 007 говорил на корейском языке, был третьим самолетом. Поскольку его не было слышно, мало что известно о нем, кроме того, что он находился достаточно далеко к северу, чтобы его не слышали в Анкоридже. Кажется, что этот третий самолет не был ни корейским, ни гражданским. Единственные два коммерческих реактивных лайнера на этой части маршрута ROMEO 20 были KAL 007 и KAL 015. Более того, этот самолет-призрак не находился под контролем центра в Анкоридже и был способен оперировать без особых ограничений в Аляскинской оборонительной идентификационной зоне. Существует, таким образом, большая вероятность того, что это был военный самолет. Но не любой военный. По крайней мере, один из членов его экипажа говорил на корейском и находился в контакте с KAL 007. Почему военный самолет, некоторые члены экипажа которого говорили по-корейски, был на радиосвязи с KAL 007 той ночью?
Более чем в 600 милях от этого места американские военные диспетчеры, которые, скорее всего, в данном случае не были посвящены в секрет, следили за воздушным движением над Беринговым морем и северной частью Тихого океана. Доказательства этого были обнаружены Лоуренсом Портером, который упомянул их в своем отчете «Акустический анализ радиообмена воздушного движения, касающегося KAL 007». В 14.34.01 GMT, через шестнадцать секунд перед первыми передачами на корейском, в диспетчерской Анкориджа можно было услышать неизвестный голос. Он был ненамеренно записан микрофоном диспетчера ДеГармо и остался на пленке, фиксирующей радиопереговоры. Портер полагает, что он раздался из динамика.
(Военный диспетчер с авиабазы ВВС США Элмендорф):
Первый голос: ОК, парни, у вас там кто-то воткнулся в русское ПВО!
Второй голос: Вы что, шутите? Нужно было его предупредить.
(Диспетчер Де Гармо): Надо было ему сказать, а не ждать.
Роберт Аллардайс, который обсуждает инцидент в своей еще неопубликованной работе [книга Р. Аллардайса вышла в 1995 году в 2 томах. — Е.К.], полагает, что первый голос принадлежит военному диспетчеру, который связался с гражданским диспетчером в Анкоридже, следуя стандартной процедуре согласования полетного плана, установленной Министерством обороны США. Ларри Портер, который лично знал диспетчера Де Гармо, говорит, что второй голос принадлежал именно ему.
Де Гармо полагал, что KAL 007 направлялся в советское воздушное пространство без разрешения и находился поэтому в смертельной опасности, но ничего не сделал? Если это так, приказал ли ему кто-то держаться подальше от вещей, смысла которых он не понимает? Кого имел в виду военный авиадиспетчер с базы Элмендорф? Был ли то KAL 007 или военный самолет, на котором кто-то из экипажа говорил по-корейски? Если самолет, на котором кто-то знал корейский язык, вылетел из Анкориджа, где находится авиабаза Элмендорф, то почему об этом не знал военный диспетчер? Почему он мог предположить что это был гражданский самолет и, таким образом, ответственность за него лежала на Анкориджском центре управления гражданским воздушным движением? Сам Де Гармо должен был видеть его на радаре (гражданском или военном, к которому он имей ограниченный доступ) во время последней части его пути. О чем он думал, когда без всяких вопросов принял доклад о проходе KAL 007 контрольной точки NABIE, переданный через KAL015, что должно было бы показаться ему странным? Как читатель увидит, по мере того как мы будем продвигаться дальше, на некоторые вопросы в случае KAL 007 можно ответить только тогда, когда станут яснее более крупные по масштабам события.