- Кисель... - едва дыша, пробормотал Ярый. - Смотри! Сокровище!
Подобная находка стоила всего пережитого за день. Ярый засыпал на доброй ноте. Они почти выбрались с напарником из Рыжего Леса, оставив с носом и анархистов, и истребителей, а теперь ещё неплохо заработают, коли сохранят находку.
2
Грубые, несгибаемые грабли небрежно сняли плотный кожаный мешок с дырками для носа с головы Людмилы. "Фээсбэшница" стала щуриться, якобы привыкая к яркому освещению - на самом же деле примерялась к ситуации. Руки очень туго стянуты за спиной, на шее верёвка устроена таким образом, что дёрнешь не так локтями или вывернешься - удавишь сама себя. Вот это самое отвратительное, похоже Людмила в руках каких-то очень неплохо обученных боевиков, поскольку секретом такой вязки владели немногие. По углам расфокусированным зрением удалось зафиксировать четверых охранов, не считая... Тарасова, стоящего перед Невой. Болел затылок, её вырубили ударом в него прикладом. За спиной ещё жужжит чего-то... Шею не повернёшь, а знать бы, потому как либо камера наблюдения такой звук издаёт, либо автоматическая турель. И если турель - положение вообще блеск. База "Долга"? Нет, интерьер помещений не похож. Да и на Тарасове нет привычного медицинского халата, зато одет тот самый синий комбез с маркировкой "ДНК". Учёный был без очков, и вовсе не выглядел робеющим перед старшими, бормочущим ахинею ботаником...
- "ДНК"... - Люда удивилась, как сипло и страдальчески прозвучал её басок. - Что это значит? Дайте пить...
- Вы не поймёте, - воды ей никто не принёс, зато Тарасов явно был настроен на мирную беседу. - Ваш друг Барракуда у нас, - ошарашил, шокировал Люду учёный. - Мы усыпили его и доставили на базу группировки.
- А меня чего не доставили заодно? Я ведь и так спала, пока вы его окучивали. - В горле отчаянно першило, но Люда понимала, что попить ей дадут только при благоприятном исходе всей этой череды зарисовок. Конкретно, данного диалога. А при неблагоприятном - тоже дадут, только, скорее всего, воду отравленную, или просто пулю. Хотя зачем, в аномалию кинут и всё. - И как вы в Лес попали?
- Есть третий ход, - усмехнулся Тарасов. - А вас мы проверяли на вшивость, дав знать только о двух "прорехах". Роща, она ж какая, либо примет человека, либо нет. Если нет - слизает. Вас она приняла.
- Вы ведь в реальности не принадлежите к "Долгу", верно?
- Официально принадлежу. Но если по чесноку, "Долг" - прикрытие, а "ДНК" - это вообще отдельный клан, скрытно враждующий с "долговцами". Вы ведь вышли из Тихой Рощи при помощи арта, что подобрали в той яме?
- Как, блин?! - возмутилась Люда. - Я должна была вас заметить, пусть бы даже вы были ниндзями-невидимками, всё равно я б засекла наблюдение!
- Да, в Могильнике мы преследовали вас по пятам, - самодовольно согласился-огорошил "должник"-предатель. - Так что давайте придём к консенсусу, заключив сделку.
- Опять сделки, - фыркнула Нева. - Мы уже договаривались с Селениным, а он меня "режимовцам" продал. Я хочу только спасти внука. Больше мне ничего не надобно в вашей Зоне.
- Давайте так: у нас сейчас напряжённые отношения со "свободовцами" и нейтралами. Предлагаю: вы и Барракуда безвозмездно и без возражений выполняете наши указания, участвуя в междоусобицах. Если вы проявите себя с выгодной стороны, за ваши заслуги вы получите отряд составом двенадцать человек и любые стволы и снарягу, а также возможность делать со всем перечисленным что душе угодно. Атакуете и уничтожите базу "РЕЖИМа". После этого - на все четыре стороны. Согласитесь - мы оставим жизнь Барракуде, вернём вам ваши Кулон и досье на Пьеро. Нет - тогда грохнем и тебя, Нева, и "долговца", прямо сегодня. И проблем сразу поубавится. Ведь завладеть Синим Кулоном можно, только получив его от прежнего хозяина, то есть коли тот его вручил, подарил, или подобрать предмет с его трупа, принявшего кончину не по твоей вине. Под пытками, вы наверняка захотите преподнести нам Кулон на блюдечке.
- Позвольте - вы затеяли эту махинацию и её реализовали только ради двух бойцов?..
- Нева, вы способны сражаться на равных с самой Зоной и пролазить туда, куда ещё никто до вас не пролазил. Барракуда близок вам по духу...
"Вот он, Тарасов, какой сюрпрайз мне устроил. Спас, чтобы я на него впахивала".
- Ладно, была не была. Я готова приступить к службе, Тарасов. Какая разница, против кого воевать, нейтралов или "режимовцев"...
"Есть разница", - додумала Люда про себя. - "Против самых что ни на есть отморозков, которым ни с того ни с сего потребовался невинный ребёнок, или в большинстве своём правильных, нормальных парней. Но тебе, Тарасов, этого не понять. Ничего, "дээнкашник", потом ещё будешь трепетать передо мной. Все своё получат".
Наконец-то стакан водички!
3
Авраама Вентоновича куда-то везли, разворачивали, поднимали, и всё это очень некстати, ведь его голова раскалывалась, как кишмиш под давлением кувалды; мозги пережили неслабую встряску, и им был необходим покой. Всего лишь полный покой. Неужто всё уже кончилось? Если так, то Гугов искренне счастлив. Уколы, операционный стол, лица учёных-докторов - кажется, всё только-только началось, он спал каких-то несколько минут. Но, чёрт, всё тело ломит, как после шоковой терапии, а пытаться что-то соображать даже не хочется, извилины вот так вот возьмут и банально откажутся шевелиться. Гугову однажды приходилось испытать на себе и терапию током - наёмники конкурирующей корпорации пытались вытрясти из него инфу о бюджетах, а Авраам как раз обладал ей. Так вот, потом, когда щекотливое положение благополучно разрешилось и ему выписали недельный больничный, травмы проходили невыносимо долго.
Веки еле поднялись, разум этому отчаянно сопротивлялся, но Гугов-таки приоткрыл глаза. Н-да, меньше всего он желал по пробуждению увидеть это лицо - лицо мистера Дибера. Авраам Вентонович питал надежду прийти в себя дома, в окружении роботов-дворецких, и отлёживаться за компанию с книгами и успокаивающей, релаксирующей музыкой. Ну, или, на крайний случай, очнуться в палате, в мягкой уютной постельке, а симпатичная молодая медсестра со стройной фигурой и красивыми голубыми глазами принесла бы ему поесть. Нет, Дибер, это точно он, перепутать Гугов не мог. Авраам Вентонович обнаружил, что конечности до сих пор фиксированы.
- Всё? - едва вращая засохшим языком, промямлил он. Авраам не помнил сейчас того, что ему снилось и что происходило в его воображении во время процедуры, но, судя по состоянию организма, испытаний было множество, и он стойко держался. Теперь это представлялось уже совсем далёким. - Скажите, Ди... Дибер, всё?
Дибер странно смотрелся в падающем сверху свете лабораторных ламп - мимика искажалась, очертания становились более резкими, "затушёванными".
- Мы пролезли как могли глубоко, и практически уцепились за сам источник, корень проблемы. Но нам не хватило времени - активность вашего подсознания и всего мозга в сумме повысилась, и, чтобы вам не нанести вред, мы были вынуждены прервать процедуру. - Дибер был неумолим. - Поэтому, дабы удалить эту заразу из вашего мозга, нам придётся совершить ещё один заход. Контрольный нырок. Но для этого нужно ваше согласие. Буду откровенен с вами, "ВИРТУАЛ СПЕКТРУМ" при любом исходе не понесёт ответственность. Что тут добавить? Решайтесь, Авраам Вентонович... Рано или поздно вашим мукам суждено закончиться. От вас требуется просто спать, ничего более. Не волноваться, главное. Спать, сопутствуя, благоволя нашей работе.
- Спать... Только спать... - Гугов повернул голову набок. - Давайте, Дибер. Мы прорвёмся, будьте вы прокляты.
Дибер вкатил Гугову дозу снотворного и ушёл. Дальнейшим занимались уже компьютерные манипуляторы и необтёсанные ассистенты. Авраам Вентонович уже падал в темноту, не разбирая каких-либо деталей и не реагируя на внешние раздражители. Чтобы окончательно отвлечься, он стал считать овечек. Проверено. Всё везде как бы преломлялось, словно в толще воды; Авраам услышал откуда-то мелодию. Он всегда любил качественную музыку, особенно классику. Хорошо забытую. Говаривали, что одно из обязательных условий прекрасного - простота. Гугов не был полностью согласен, но классическую музыку он облюбовал за красоту и простоту ритма, мелодичности. А вот с живописью было иначе, чем более картина была насыщена деталями и красками, тем больше она врезалась в память Гугову. Хотя, даже самая ненавязчивая музыка может быть глубокой, насыщенной, светлой и чувственной.