Теперь Иван Полбин сам вел колонну пикирующих бомбардировщиков к цели. Она прошла над советскими войсками, охватившими Бреслау с юга. Затем за завесой огня десятков зенитных орудий показались черные силуэты фашистских танков. Началось перестроение в "вертушку". Генерал уверенно ввел послушную машину в пике. Все ближе земля. Уже видны фашистские танки, их зловещие башни, пулеметы... "Бомбы пошли на цель!" - доложил штурман. Через секунду-две последовало несколько больших взрывов. Флагманский самолет, поднятый на гребень взрывной волны, нелегко выходил из крутого угла. Медленно опрокидываясь, земля уходила вниз. Пробившиеся через густой дым лучи солнца проникли в пилотскую кабину. Вдруг неимоверной силы удар, скрежещущий грохот. Едкий запах серы перехватил дыхание. От приборной доски летят осколки стекла, впиваясь в лицо и грудь пилота и штурмана. Лишь на мгновение самолет генерала выровнялся и пошел по направлению к Одеру.
Следовавшие за генералом летчики хотели верить, что их командир сумеет выбрать площадку на восточном берегу реки и приземлиться в расположении наших войск. Но самолет с угрожающей стремительностью стал приближаться к небольшой городской площади. Несколько зенитных орудий гитлеровцев стояли у высокой каменной стены. Здесь, над площадью, "Петляков-2" свалился на крыло. Языки пламени сразу охватили левый мотор. Беспорядочно падая, самолет приближался к земле. Грянул взрыв. Стена медленно изогнулась и накрыла фашистские орудия и танки вместе с расчетами. Над площадью высоко в небо поднялось облако дыма и пыли.
Так накануне Победы оборвалась героическая жизнь генерала-новатора. Его товарищ по оружию, маршал авиации, трижды Герой Советского Союза Александр Покрышкин в годовщину гибели Ивана Семеновича говорил, что Иван Полбин во всей советской бомбардировочной авиации считался поистине непревзойденным мастером пикирующего удара.
С самого начала Великой Отечественной войны мы, военные летчики, с пристальным вниманием следили за творческим поиском комдива И. С. Полбина, успешно разрабатывавшего наилучшие приемы применения на поле боя самолетов "Петляков-2" в качестве пикировщиков. Уже во второй половине 1942 года в полбинской дивизии, эти приемы были отточены до совершенства. В те недели, напряженнейших схваток с врагом и мы жадно овладевали полбинской "вертушкой", успешно применяли ее для поражения малоразмерных, узких и точечных целей. Теперь же мой личный интерес к опыту полбинцев был еще более острым: до работы над статьей я знакомился со всем, что касалось применения в боях пикировщиков.
Морозно. Кругом необычайная тишина. Лес дремлет. Лишь когда птица неосторожно сядет на ветку, иней осыпается на высокие сугробы, слышится легкий шум.
Стартер взмахивает флажком, и звено взмывает в поднебесье, оставляя позади серебристый след снежной пыли. Уходим на розыски резервов неприятеля в районе Рославля. Внизу четкими линиями проползают сплетения железнодорожных путей, поблескивают наезженные шоссейные дороги, едва различимы припорошенные снегом очертания рек и озер. На местах, недавно обозначавших на карте деревни, чернеют пепелища, торчат обгоревшие печные трубы. Страдания ни в чем не повинных людей взывают к мести. И, как бы поняв эту мысль, командир шестерки сопровождающих нас "яков" покачивает крылом.
Входим в заданный квадрат. Разворачиваясь по крутой дуге, машины ложатся на курс аэрофотосъемки. Земля безмолвствует: фашисты не хотят себя демаскировать. Съемка закончена.
Движением секторов газа увеличиваю скорость, и, вновь сомкнувшись, девятка направляется в обратный путь. Но на фоне голубой дымки, вставшей на горизонте, появляются сначала еле заметные черные точки.
- Хотят отнять добытое, - говорит штурман Ф. Клюев.
Секунда... десять... Все более отчетливым становятся очертания вражеских истребителей. "Мессершмиттов" не четыре, а гораздо больше. Силы неравные...
Ведущий нашего прикрытия мгновенно решает: оставив четверку на защиту нашего звена, в паре с ведомым смело идет в лобовую атаку на противника. Командир истребителей хорошо понимал, сколь огромно значение собранных нами разведданных. Перевожу звено в пикирование, чтобы, прижавшись к земле, уйти к линии фронта. Ведомые вместе с четверкой истребителей прикрытия следуют, как припаянные. Но противник бросает на перехват не связанную парой "яков" вторую группу. "Мессершмитты" расходятся парами, пытаясь взять нас в "клещи". Штурманы Клюев и Рудаков в отличном взаимодействии с истребителями всей мощью бортового оружия отбивают первую атаку. Затем бой с дальних дистанций переходит на короткие. Наступает критический момент: у ведомых штурманов захлебнулись пулеметы - пусты патронные ящики. Заметив это и улучив момент, когда четверка наших истребителей завязала бой с пятеркой "мессершмиттов", две другие пары атакуют ведомых в упор. И тут штурман Рудаков выхватывает ракетницу. Несколько огненно-красных шаров разрываются прямо перед носом атакующего "мессершмитта". Мгновения растерянности фашистского пилота было достаточно, чтобы левый ведомый Балакин вместе с Поляковым обстрелял "мессера" и сбил его. Второй вражеский истребитель сорвал с кабины балакинского самолета колпак. Леденящий поток морозного ветра обжег лица пилота и штурмана. Но экипаж Балакина твердо придерживается курса и своего места в строю.
На Юго-Западный фронт
Плавно бежит на взлет по великолепному покрытию Центрального аэродрома наш У-2, вызывая невеселые мысли: отныне взлетно-посадочные пробежки боевых машин не будут протекать для меня столь гладко - фронтовые аэродромы не балуют такой гладью. Послушная опытной руке пилота С. Панкратова машина поднимается ввысь. В последний раз видим панораму Москвы. Сначала слева, а после виража - справа прощально мигнули в лучах скупого зимнего солнца кремлевские купола и шпили, с которых уже снята маскировка. Идет декабрь 1942 года.
В открытой кабине холодно. Надвигаю почти до подбородка маску и предаюсь размышлениям о будущем. Для меня оно зависит от того, каков этот 39-й полк, куда меня направляют. Если б можно было опять получить 9-й и ворваться с ним в бой там, на юге!.. Да, за 9-й можно было ручаться!
Несмотря на то, что по моей просьбе пилот торопится, этот день кажется не по-зимнему длинным. Перемерзший и утомленный пассажирским бездельем, я потерял счет посадкам и взлетам, совершаемым Панкратовым лишь для заправок. Скоро надвигающиеся сумерки начали заштриховывать редкие в степях земные ориентиры. И тут Панкратов указывает наконец на околицу большого села: "Штакор!" Положив машину в вираж, летчик точно направляет самолет на небольшую полянку между кустарниками и большим красным кирпичным домом штаба 3-го смешанного авиационного корпуса. Сбавляя скорость, легкий У-2 "закозлил" на неровностях внешне совершенно гладкой площадки.
Пожилой капитан, видимо совсем недавно призванный из запаса, встретил нас у самой машины. Держась подчеркнуто по-военному - угловато, строго и чуточку картинно, капитан тем не менее запросто и крепко пожал мне руку и совсем уж по-штатски сказал:
- Генерал ждет вас, товарищ.
Командир 3-го смешанного авиакорпуса Владимир Иванович Аладинский оказался радушным человеком. Но прежде чем убедиться в этом, пришлось с трудом "форсировать" всего каких-нибудь метров сто, отделявших наш самолет от дома. Промерзшие и затекшие от длительного бездействия ноги и руки подчинялись плохо. В жарко натопленном доме меня на какой-то миг сильно бросило в сон. Генерал, поняв это состояние и не дав официально представиться, перебил меня: