Недавно выкопанный капонир едва припорошен снегом. Мгновение, другое - и в страшной неровности снега различаю жуткую картину: мужские, женские, детские трупы... У некоторых руки заломлены назад, и прикручены проволокой.
- Сколько же здесь замученных?!
Шепот лейтенанта С. Карманного кажется сейчас криком. Высокий, но сутулый, этот парень как-то сразу выпрямился, стал еще выше ростом.
Прибывший на днях в полк новый замполит майор Николай Сысоев стоял хмурый, о чем-то раздумывая. И вдруг сильно обнял Карманного, поправил сжатым в руках шлемофоном рассыпавшиеся по высокому лбу белокурые волосы и четко ответил:
- О том фашистского коменданта спросить надо.
- Надо!..- с надрывом выкрикнул Костя Смирнов.
Вдали показались люди. Оборванные и скорбные, медленно, как бы чего-то еще опасаясь, приближались они к нам. Майор Сысоев шагнул вперед и скорбно заговорил:
- Дорогие друзья, товарищи! Над этой могилой зверски замученных фашистами соотечественников поклянемся отомстить за гнусное поругание!
Так начался тот страшный, сам собой возникший митинг.
- Сто пятьдесят семь,- назвал кто-то цифру.- Сорок девять брошено на дно капонира заживо. Среди них три танкиста, задолго до подхода главных сил ворвавшиеся на станцию и ранеными взятые в плен.
Вместо того чтобы обороняться с воинским достоинством, гитлеровцы бросились на расправу с беззащитными, а затем бежали, побросав даже боевое оружие.
Гневно заговорил молодой боец из батальона аэродромного обеспечения комсомолец Иван Ткачев:
- Тяжело, товарищи!.. Страшный в моей жизни момент. Хочу поделиться большим горем, жгучей ненавистью к врагу-зверю... В Гартмашевке находилась моя семья: отец Петр Савельевич, мама моя, Анастасия Семеновна, меньшой брат Петя... До прихода фашистов жили счастливо. Соседи у нас были: семья Косоговых и семья Драчевых. Пятнадцать человек... Вчера я думал, пришел радостный для меня день - освобождена Гартмашевка. Страшно рассказывать, что я увидел сегодня... Пожарище да изувеченные трупы. Нет теперь у меня ни отца, ни матери, ни братишки... Уцелевшая соседка Драчева рассказала: "Прятались мои в погребе. Фашисты выволокли их оттуда, затащили в дом и стали расстреливать из автоматов. Раненых добивали прикладами. Стонавших, умирающих людей топтали тяжелыми сапогами, Девушек резали ножами. Прикладами разбивали головы младенцев..." Клянусь до последней капли крови мстить врагу!
Прошло несколько минут. Сквозь сдержанные рыдания глухо зазвучал новый голос. Это говорил летчик Пиндюр из только что прибывшего сюда 5-го гвардейского истребительного полка:
- Фашисты убили и мою жену. Штыком закололи любимую дочь... Так-то, браток... Буду мстить гадам до последнего вздоха!..
Леденяще свистел над нашими обнаженными головами ветер. Но слов, сказанных в этот страшный час, он не развеял, сердец, обожженных скорбью, гневом и ненавистью, не охладил.
Летчик-истребитель Пиндюр в последующих боях сбил 19 самолетов противника: 11 лично и 8 в групповых боях. Его товарищи-однополчане не отставали: 11 фашистских самолетов сбил Светов, 18 - Сивцев, 24 - Бурназян и столько же их геройский командир, мастер воздушного боя, дважды Герой Советского Союза подполковник Зайцев. Эти доблестные воины уничтожили больше дивизии фашистских воздушных бандитов!
С того страшного часа особый "счет мести" открыли и летчики 39-го полка. Точней становилась боевая работа наших людей, строже весь уклад полковой жизни. Люди стали молчаливей и собранней. С того дня, возвращаясь с задания, пилоты перед посадкой покачиванием крыльев салютовали безвременно погибшим, захороненным на краю летного поля советским людям.
А однажды летчик-коммунист Алексей Чугунов, этакий увалень с краснощеким и круглым лицом, доложив о выполнении очередного боевого задания, помолчал и совсем не по-уставному сказал:
- Не посчитайте за красивую фразу, товарищ командир. Смысл моей жизни теперь в том, чтобы бить и бить эту погань фашистскую!.. Оторви мне завтра руку, молча пойду в пехоту, буду рубить их одной рукой. Вот и сейчас бензобаки мне пробили, а в пулеметах еще было патронов достаточно. Не мог вернуться, пока не опустели магазины.
- Ну, а если б вытек бензин? - перебил я его.
- Все равно не мог иначе. Понимаете?..
В те дни все мы это хорошо понимали. Все!.. Даже техсостав, работающий вдали от линии фронта.
Как-то у прилетевшего с боевого задания самолета потек масляный радиатор. Исправить радиатор поручили технику-лейтенанту Андрею Левашову. Нужно было сделать это срочно: предстоял повторный вылет. Тут же на поле в сильнейший мороз этот далеко не богатырского склада человек быстро сменил радиатор. Машина вышла на задание. К ночи, когда все вернулись, в полку был получен новый приказ:
- С рассветом поднять все самолеты!
Усталый комэск Т. Канаев зашел в землянку техсостава. Люди готовились ко сну.
- Как хочешь, Левашов, а воду достань! - говорит комэск.
Водоемов поблизости не было. Воду возили раз в сутки - утром со станционной водокачки. Можно снег разогреть, но нет ни одного ведра. Пурга была - ни зги не видать! Вернулся ни с чем... Тогда он приспособил лампу для нагрева мотора и всю ночь в емкости из-под бензина растапливал снег. На рассвете командир эскадрильи услышал четкий доклад выбившегося из сил лейтенанта:
- Машины к вылету готовы!
Даже по обычному угрюмому лицу комэска пробежала улыбка. Он молча пожал посиневшую от холода руку техника и вошел по трапу в кабину. В назначенную минуту эскадрилья Канаева нанесла гитлеровцам точный удар и благополучно возвратилась в Гартмашевку.
Запомнилась она мне на всю жизнь.
В небе - "Петляковы"
Войска Юго-Западного фронта окончательно сбросили группу войск противника "Дон" с рубежей, откуда она рвалась к Волге. 6-я армия Паулюса оказалась обреченной на уничтожение. Но не только в этом значение жарких схваток, происходивших здесь в первые недели 1943 года. Изменения оперативно-стратегической обстановки в южнорусском междуречье приобретали далеко идущие последствия: над тылами фашистских войск, еще минувшим летом прорвавшихся к Кавказскому хребту и сейчас попятившихся назад, нависла смертельная опасность, нефтяные богатства Баку оставались для вермахта, извечно страдавшего от недостатка стратегических запасов горючего, за семью замками; советские войска получали возможность выйти на оперативные просторы Украины, прямо у Донбасса; топливный голод становился для гитлеровцев одним из предвестников близкого конца.
Войска нашего фронта, форсировав Северский Донец восточнее Луганска, прочно захватили на правом берегу плацдарм. Рассекающее фашистский фронт наступление угрожало уничтожением донбасской группировки гитлеровцев. В эту группировку вошли и войска Манштейна, впопыхах даже не сменившие названия "Дон": времени для переформирования этой группы у противника не было. Теперь это звучало нелепо. Ставка фюрера бросила на подмогу ей отборные дивизии головорезов СС: "Викинг", "Великая Германия", "Райх", "Адольф Гитлер", "Мертвая голова".
Без передышки, с ходу наши войска наращивали мощь своих ударов. И на наш 39-й полк всей тяжестью легла напряженная боевая работа.
29 января наступательный удар был нацелен в направлении на Балаклею. Подвижная группа войск Юго-Западного фронта развивала стремительный прорыв на Красноармейское с целью перерезать пути отхода гитлеровцев из Донбасса, в то время как 1-я гвардейская армия наносила главный фронтальный удар из района Старобельска на Красный Лиман.
Бомбами, бортовым оружием и смелым разведывательным поиском содействовали наступлению и летчики 39-го авиаполка. Сотни самолето-вылетов, не прекращающихся все светлое время зимнего дня. Именно в это время совершил подвиг командир эскадрильи капитан И. Утюскин. Он мужественно направил самолет на узел зенитной обороны гитлеровцев в Черткове и погасил его огонь. Утюскин погиб. Его судьбу разделил и флаг-штурман полка капитан С. Рябиков коммунист, большой специалист и железной воли офицер.