За холмом, на высоте метров семьсот-восемьсот, появляются шапки разрывов зенитных снарядов, а справа и выше - группа фашистских истребителей Ме-109. Предупреждаю ведущих групп, даю команду:
- Приготовиться к бою! Сомкнуться!
Произвожу доворот на десять градусов вправо. Необходимо "отодвинуть" от прицелов заходящее солнце, чтобы оно не слепило стрелков-радистов.
Три звена истребителей "Мессершмиттов-109" в строю "пеленг" проносятся мимо нашего строя, разворачиваются на параллельный "Петляковым" курс и... уходят в высоту. Может, не видят? А может, хотят усыпить нашу бдительность? Нет, ни то, ни другое. Просто они хотят атаковать "пешки" на повышенной скорости, чтобы после атаки суметь уйти от мощного огня экипажей пикировщиков. Так и есть. Через несколько минут "мессеры" бросаются в атаку. Однако, не дойдя до плотной цветистой стены наших пулеметных трасс, отваливают: одно звено - влево, другие два - вправо. Не рассчитали или сдрейфили? Словом, атаку до конца не довели...
Они атакуют опять, но теперь уже с. двух сторон. Командую:
- Сбавить обороты!
Скорость наших самолетов уменьшилась, и "мессеры" проносятся мимо, не успев даже прицелиться. Разворачиваются. Наверное, теперь будут атаковать в лоб. На всякий случай приказываю: "Увеличить обороты до максимальных!" Чем больше скорость при встречной атаке, тем лучше. Все! Пронеслись, только мелькнули перед глазами, и опять никто никого не задел. Развернулись. Снова заходят с хвоста. Но почему-то не атакуют, несутся вперед на интервале порядка тысячи метров. Что же у них на уме? Обгоняют третью и вторую девятки самолетов Пе-2, доворачиваются... Теперь понятно: будут атаковать первую девятку. Отчетливо вижу: пара Ме-109 рвется к моему самолету. Стрелки-радисты с других самолетов встречают их плотным огнем. Ведущий истребитель противника, не выдерживая, отваливает, но его настигает пучок огненных трасс. Дымя, "мессершмитт" снижается и пропадает за лесом. Неожиданно вижу второго - он у меня в хвосте. Слышу резкий, короткий удар по машине. Обстреляв наш самолет, "мессер" бросается влево от строя "пешек", но и его настигает огонь штурманов и стрелков-радистов. Наблюдаю, как он валится на крыло, оставляя за собой шлейф густого черного дыма. Остальные истребители противника уходят.
- Пора! - говорит мне штурман Нарыжный.
Это значит, до цели осталось несколько минут полета, и надо успеть набрать высоту. Набираем 500, 800, 1300, 1500... Уверенно следуем дальше, к цели. Справа сзади появляются семь Ме-109, догоняют, заходят в атаку. Внезапно справа от нас возникает заградительная стена зенитных разрывов. Безусловно, огонь предназначен для нас, но стена оказалась на пути фашистских истребителей, и они, будто обжегшись, бросаются влево. Атака сорвалась.
Разворот - и ложимся на второй, последний отрезок маршрута. Курс на Чунишино. И снова нас атакуют. Все та же семерка. Дымит левый мотор на машине Яковлева - он атакован парой истребителей. Стрелок-радист В. Макаренко тяжело ранен в голову и левую руку, но радиосвязь с экипажем не прекратилась ни на минуту.
Еще одна вражеская пуля - и рука комсомольца Макаренко замерла, так и не достучав последние цифры донесения... Запрашиваю командира экипажа:
- Как себя чувствуешь? Состояние штурмана?
Яковлев отвечает:
- Остаюсь в строю, пойду на цель.
Пробиться к объекту действия было трудно. Еще дважды наш строй самолетов подвергался атакам истребителей. Однако монолитный боевой порядок и четко организованный огонь в звеньях не дали возможности сбить самолеты с курса.
Скрылось за горизонтом солнце. "Петляковы" настойчиво продолжают полет к цели. Высота 2 тысячи метров. Полковая колонна перестраивается в правый пеленг эскадрилий, а затем летчики, взяв необходимые дистанции, образовали из 27 самолетов замкнутый круг, своеобразную "вертушку". Перевожу машину в крутое пике. Ведомые держатся на установленных дистанциях и затем один за другим пикируют на цель. Навстречу стремительно несется земля. На длинной цепочке платформ видны танки и самоходки. Видно, как бегут от разгружаемого эшелона солдаты. Сброшена первая серия бомб. Выводя самолет из пике, наблюдаю: первые наши бомбы свернули под откос локомотив, накрыли цель от последней до первой платформы.
Штурманы эскадрилий докладывают о нескольких прямых попаданиях в платформы с танками и артиллерийскими установками, о возникших пожарах и взрывах в районе станции. В наступающих сумерках еще дважды заходим на бомбардировку и штурмовку вражеского эшелона с бреющей высоты. Эшелон полыхает. На фоне дымных хвостов, сносимых от станции ветром, вижу самолеты под управлением летчиков И. Глыги, П. Назарьева, П. Журавлева. Они штурмуют колонну мотопехоты, проходящую вблизи Чунишино.
Отбомбившись, уходим. Поставленная задача выполнена. Железнодорожная станция закупорена надолго! "Петляковы" стягиваются в звенья, звенья - в эскадрильи. Полк, проведший ожесточенную атаку, вновь в полном составе.
Но радость сменяется тревогой: самолет 2-й эскадрильи летчика Г. Хуторова атакует пара "Мессершмиттов-109". Теперь-то они настигли нас, пытаясь взять реванш. Экипажи Пе-2 с большим трудом отгоняют противника от строя. У самолета Хуторова повреждено хвостовое оперение, пулеметным огнем срезана часть правого крыла.
Запрашиваю:
- Как вы? Сумеете ли оставаться в строю?
- Да.
- Я - Восьмой... Я - Восьмой...- вызывает командир звена С. Карманный.Атакован истребителями. Одного сбили, но и наш самолет сильно поврежден. В строю оставаться не могу.
- Разрешаю одиночное возвращение.- Это первый выбывший из нашего строя самолет. Он уходит напрямик - к линии фронта.
Шестерка фашистских истребителей Ме-109 проходит вперед, разворачивается, идет в лобовую атаку. Встретить их нечем, боекомплект иссяк. Даю команду: "Следуй за мной!" - и пикирую вниз, в темноту. Истребители противника проносятся над нами и исчезают. Бой закончен, но риск и опасность остаются. Темнота вырвала землю из-под ног. Ориентиров не видно никаких. До своего аэродрома тридцать пять минут лёту. Горючее на исходе. Домой явно не дотянем... Что же делать? Как поступить в столь критическом положении? Обращаюсь к штурману Нарыжному:
- Прокладывай курс к Василию Зайцеву на Красный Лиман!
- Есть, к Зайцеву!
Мороз пробирает по спине. Зайцев - мой хороший товарищ, Герой Советского Союза (а впоследствии - дважды), но он командует полком истребителей, и садиться на его ограниченных размеров площадку не только не просто, но и опасно. Представляю, сколько дров можно наломать...
Вскоре Нарыжный подготовил маршрут полета к Красному Лиману. Даю группе компасный курс и добавляю необычную для летчиков команду:
- Ведомым подойти на видимость выхлопов патрубков своих ведущих!
Такую команду мои пилоты слышат впервые. Держать свое место в строю по выхлопным огням из моторов ведущих нелегко. А что делать, если сами машины скрыла ночная тьма? Теперь лишь двое - я и Гривцов - сможем в наступающей темноте вернуть еще совсем юных советских парней на нашу родную землю. Каждого из двадцати шести пилотов на правильном курсе может удержать лишь компас, а на своем месте в строю - слабый свет выхлопных патрубков моторов впереди идущего, сейчас заменяющий бортовые огни.
Свалилась еще одна беда: моего стрелка-радиста не слышит командный пункт полковника Зайцева. Это значит, что нам не включат прожектор, не помогут выйти на площадку. Такова ситуация. Воздушный бой с "мессершмиттами" в сравнении с ней, прямо скажу,- забава.
Принимаю связь на себя. Долго, все больше и больше теряя надежду, пытаюсь связаться с К.П, и вдруг слышу знакомый голос. Даже не верится. Нарушая все правила связи, кричу: