Солнце уходит за горизонт. С реки тянет прохладой. На командном пункте коммунисты собираются на партсобрание.
— Как настроение, Хитали? — спросил вновь назначенный комполка Толченов.
— Опять встретились с «мессерами», — ответил тот, — а наших истребителей, как всегда, не оказалось.
— Да, — понимающе протянул подполковник, — мало еще у нас истребителей. Говорят, скоро подбросят на наше направление несколько «яков».
— На бога надейся, а сам не плошай, — вставил майор Выдрыч.
— Хитали подбил сегодня одного «мессера», спас Савельева. Вот так надо действовать.
— А правда, что скоро штурмовик будет двухместным? — спросил Савельев.
Летчики знали, что еще в сороковом году Ильюшин предлагал проект двухместного штурмовика, но, он не был принят. Теперь же конструктор, побывав на Сталинградском фронте, понял, что его детищу нужен воздушный стрелок, который бы защищал хвост самолета.
— Скоро будет такой самолет, — ответил комиссар. — Без воздушного стрелка мы как без рук. Не случайно стали сажать на самолет стрелков с пулеметом.
На повестке дня собрания один вопрос — прием в партию комсомольца Савельева. Еще не успев остыть после боя, летчик снял шлемофон и, волнуясь, пригладил непокорный чубчик. Комбинезон на нем изрядно помят и пропитан потом.
Савельев не зря волнуется. Ведь ему предстоит дать отчет товарищам за все, что удалось сделать. О своих успехах Савельев говорит очень скупо и сдержанно. Рассказывает о восьми боевых вылетах. Для него это немало. Нелегко даются ему слова, хочется много сказать, но волнение сковывает.
Вот поднял голову командир полка подполковник Толченов. Чуть глуховато спросил:
— Каковы же обязанности коммуниста?
— Бить фашистов! — быстро ответил летчик.
Многие заулыбались, услышав ответ молодого летчика. Иван Георгиевич одобрительно кивнул головой, Пусть не по уставному, но Савельев правильно понимал свой долг перед партией, перед народом. И коммунисты полка знают: он хорошо исполняет этот долг.
— Кто за то, чтобы принять Савельева в партию? — спрашивает комиссар, обводя взглядом присутствующих. Дружно поднимают руки коммунисты. Майор Выдрыч голосует вместе со всеми.
Глядя на взволнованное лицо летчика, он подумал о тех, кто выстоял вопреки всем смертям в сорок первом, и был уверен, что с такими, как Савельев, они выстоят и в сорок втором.
— Теперь ты коммунист, — по-отечески строго проговорил Выдрыч, — и спрос с тебя намного больше. Поздравляю. — И комиссар крепко пожал руку Савельеву.
Наш аэродром открыт всем ветрам. Утюжат его горячие, как из духовки, суховеи калмыцких степей. Постороннему человеку он может показаться ничем не примечательным, а нам этот серый лоскуток земли очень дорог. Мы привыкли к нему, как к родному дому, прикипели к этой невзрачной полоске поля душой и сердцем. Каждый раз, спрыгнув с полуторки, спешим к своим сиротливо стоящим «илам», таким грозным и стремительным в полете, а сейчас беспомощным и сиротливым в подковообразных капонирах.
Стоянки еще плотно окутаны туманом, и лишь на востоке едва заметной линией тянется светлая проталина, а на аэродроме уже началась жизнь.
Покатилась из конца в конец стоянок звонкая речь техников и механиков, началось опробование моторов. Раскалывая громовыми раскатами дымчатое марево, загудели двигатели. Авиаспециалисты встают раньше нас, они знают цену секундам. Многие из них, не успев расчехлить самолеты, спешат как можно быстрее подкатить баллоны со сжатым воздухом, чтобы подзарядить самолетную систему, опробовать пушки и пулеметы, дозаправить самолеты горючим, маслом и водой, всем необходимым перед вылетом.
Механик Иван Голубев с нетерпением ждет Хитали у самолета, открыв кабину и расправив лямки парашюта. Много раз он выпускал самолет в воздух, вкладывая в подготовку умение и старание, и всегда переживал, все ли им сделано. И если Хитали, возвращаясь с боевого задания, говорил, что мотор почему-то «барахлит», механик работал всю ночь, но непременно находил причину и своевременно устранял неисправность.
Да и Хитали тоже каждый раз ждет с большим нетерпением встречи со своим «ильюшиным».
Первым выскочив из полуторки, он мчится на стоянку, где, прячась в тумане, стоит прикрытый ветками его «ильюшин».
С каким-то необъяснимым чувством радости торопится Хитали к своему самолету. Тропинка ведет сквозь заросли камыша мимо тихой речки. Теплыми летними днями здесь пахнет водорослями, но стоит разыграться ветру, как над аэродромом поднимается серое облако пыли. Оно закроет солнце, забросает сверху желтым налетом песка крылья самолетов, разметает по сторонам принесенные для маскировки свежие ветки ивняка, и мы не узнаем своих крылатых друзей.