Петр сидит у костра и что-то чинит: он не может принять участия в общей работе из-за больной ноги. Я предлагаю ему остаться в Тюбеляхе, с тем что на обратном пути мы при шлем за ним, но он ни за что не хочет: "Я здесь умру от тоски".
16 августа на жирном белом коне приезжает Мичика. Якуты отличают семь степеней жирности коней; высшая сте пень, когда на спине слой жира в два пальца. Конь Мичики относится к этой высшей степени жирности. Якуты пускают лошадей на долгие сроки в луга, чтобы потом на такой жир ной лошади сделать короткий и быстрый переезд с тяжелым вьюком, доведя животное почти до истощения к концу четы рех-пяти недель. Дольше лошадь не выдерживает, сбиваются копыта. Чтобы такая жирная лошадь не опилась и не задох лась, ее перед поездкой выдерживают дня два-три без корма. Мичика первые три дня держит своего коня на привязи — "кормит у столба", как говорят наши русские рабочие, и отпускает лишь под утро на два часа пощипать травы.
Такой способ особенно пригоден для переездов по районам со скудным кормом и для зимних перегонов.
Якуты очень удивлены, что наши кони идут уже два месяца, — при их системе за это время кони давно бы погибли. Особенно поражают их подковы: на Индигирке кованых ко ней видят в первый раз. Но я удовлетворен: только благодаря подковам мы прошли так далеко; даже якутские рабочие — непримиримые противники подков — теперь сами подтягивают ослабевшие гвозди. Каждый рабочий начинает дрожать за своего коня, так как запас подков уже кончился.
Мы уходим вверх по долине Иньяли прямо на запад. Дно долины занято то галечниками, то обширными тарынами, то лесами или лугами с обильной голубикой.
С первого же дня выясняется, что лошади далеко не те, что прежде. Карька и Пегашка падают на всех бадаранах, и их приходится развьючивать и поднимать.
Каждый день я отмечаю в журнале: "Лошадь № 1 сильно захромала и с трудом дошла до стоянки", "Лошадь № 5
сильно захромала и освобождена от груза". Что-то будет! Подков нет и "заводных" (запасных) лошадей — также.
18 августа. Долина Иньяли разделяется на две, с юга подходит большой приток Силяп. За ним, южнее, тянется громадная гранитная Силяпская цепь со снегом. Между Силяпом и Иньяли на стрелке — огромная изолированная вершина под сплошной шапкой снега. Это группа Чен — самая высо кая гора в этой части хребта. Длинные языки снега спускаются с нее в узкие ущелья, загроможденные моренами. Мичика рассказывает, что раз он в погоне за горными бара нами поднимался на Чен, шел туда целые сутки, дошел до снега. Видел в ущельях ледники — поэтому гора и названа Чен (чен — лед в углах юрты, скапливающийся зимой под нарами).
20 августа из узкой долины нижнего течения Иньяли мы пе реходим в громадное расширение ее верховьев. Всю эту кот ловину наполняли когда-то ледники: одни спускались с Чена, другие — с северных и западных гор и сливались в узкой до лине Иньяли.
Два следующих дня мы идем на восток по моренам северного края долины, все время в виду Чена — от него никак не уйдешь. Бесконечные холмы морен занимают все подножие горного склона и поднимаются до высоты в 400 метров над дном долины; следовательно, толщина ледника была здесь не меньше 400 метров.
Каждый день я отстаю, осматривая утесы, и потом нахожу дорогу по следам. Теперь тропа через Верхоянский хребет кажется мне трактом, так как здешняя тропа не более чем след. На моренах еще хуже — камни, сухой мох, и копыта лошадей не оставляют следа; но я приобрел большой опыт, а кроме того, мой белый конь — настоящий следопыт. Когда мне нужно вести геологические наблюдения и некогда вы сматривать следы, конь сам находит дорогу, даже на море нах. Почти всегда он безошибочно решает, куда итти, и редко приходится его направлять.
22 августа достигаем прекрасных зеленых лугов в вер ховьях Иньяли. Лес растет только по краю долины, редкий и кривой; недалеко уже граница леса.
Несколько лошадей в ужасном состоянии: они ходят на трех ногах, поджав заднюю, сбитую. Ясно, что не только до Чыбагалаха, но даже через перевал, который предстоит нам завтра, они не пройдут. Единственное средство — оставить здесь часть груза и наиболее слабых лошадей. К нашему воз вращению они могут поправиться.
У края леса на каменной россыпи (чтобы не захватил лесной пожар) строим маленький квадратный сруб. Сверху кладем от дождя брезент и на него бревна и камни — от медведей. От людей охранять не надо: здесь не знают, что такое воровство. Отбираем все, что не понадобится в течение месяца: часть муки и масла, крупы и консервов и все тюки с коллекциями. Страшно бросить их среди гор, но кто не рискует, тот не выигрывает.