-Не ссорьтесь, мальчики.
Это уже интересно, – заметил про себя Сокольников, – если сказала 'мальчики', то точно настроена на мирное урегулирование конфликта с бывшим мужем.
Вокруг картины, лежащей на полу, Паша расхаживал страусиным шагом. Не удержался, вновь взял ее в руки, опустился в кресло. Попробовал составить две сломанные рейки рамы.
-Меня переводят на дипломатическую работу в Италию.
-Да, картина вам сейчас очень кстати, – съязвил Сокольников. – И с таможней, как я понимаю, проблем не будет.
-Дело не в картине. А что, Анечка, не забыть ли нам старые обиды и не махнуть ли вместе в Рим?
Анечка закатила глаза, и Сокольников не понял, какая птица на этот раз в них ожила. Опять рассмеялась. Сокольников ожидал чего угодно, но только не того, что Анечка неожиданно обовьет шею Паши руками, поцелует его в губы и сядет к нему на колени, оттеснив крепкими бедрами японскую гейшу. У Сокольникова даже дыхание сбилось. Вот тебе и женская принципиальность. И никакая ты, Анечка, не особенная, а такая же, как все бабы.
-Ты меня любишь?– спросила она шепотом.
-Аг-га, – поперхнулся Паша ее языком.
В животе Сокольникова завелась крыса, начала пожирать внутренности. Но Анечка внезапно соскочила с Пашиных колен, щелкнула его по носу:
-А я тебя ничуточки. И живу без тебя прекрасно. Так что допивай вино и проваливай.
Печень, селезенка и желудок Сокольникова моментально встали на место.
-Я пошутила, – опять преобразилась Анечка, окончательно запутав Сокольникова. – Италия-это здорово. Буду плавать по Венеции на личной гондоле. Ты мне купишь гондолу? В Италию мы возьмем с собой Сокольникова, он будет моим личным гондольером. Согласен, Сокольников?
Он не знал уже на что соглашаться и как вообще реагировать на слова Анечки. Она же, видимо, здорово захмелела. Мерло в совокупности с водкой и коньяком внезапно подкосили и Сокольникова. Он смутно помнил потом, как Анечка исполняла японский танец в одеянии гейши, как обмахивала веером его и Пашу, как он, наконец, провалился в черную пустоту.
Проснулся от тяжелых сладострастных стонов и стуков в стенку. Как-то сразу все понял и мир, не успев сформироваться в одно целое в едва проснувшемся мозгу, перевернулся вверх ногами. Анечка и Паша занимались сексом в соседней комнате, и это не требовало доказательств. Отчаяние сдавило его со всех сторон. Будто атмосферное давление увеличилось в тысячу раз. Хотелось провалиться сквозь землю или бежать без оглядки. Никогда в жизни он не испытывал еще такого опустошения, такой боли. Дрянь! Какая же ты дрянь, Анечка!
Огонь в камине погас, так же как и свечи на столе. Чиркнул зажигалкой, зажег один из огарков. Прикрывая ладонью пламя, подошел к окну, отдернул занавеску. Светало. Мозг заработал вдруг четко, как часовой механизм. В прихожей есть старые куртки и валенки, до Москвы доберусь. Но здесь больше ни минуты. Хотя, нет, минуту как раз потрачу.
Вернулся в комнату, поднял с пола картину, переложил в кресло. Взял столовый нож, вонзил острие в полотно Моне. Провернул несколько раз, дернул лезвие в одну сторону, в другую. Ткань вспарывалась с хрустом, но он не боялся, что потревожит любовников. Он больше ничего не боялся.
На углу стола лежала открытая пачка с таблетками. Поднес свечу. Феназепам. Три блистера пусты, два полные. Повертел в руках, облизал сухие губы. Высыпал в бутылку с вином все таблетки, разболтал, опустился в кресло. Вот так. Поспите, голубки, до страшного суда. Встал, решительно направился к выходу, но остановился на полпути. Что же я делаю? Не стоят они погибели моей души. Вернулся к столу, вылил отравленное вино на распоротую Камиллу. Анечка, ведьма, чуть до греха не довела.
В прихожей накинул первую попавшуюся куртку, сунул ноги в валенки. Прихватил также солдатскую шапку-ушанку без кокарды. Почтой верну, ну пока. Ах, да. Достал из холодильника бутылку коньяка, положил в карман .
Выйдя на улицу, где было довольно тепло и туманно, Сокольников направился не к дороге, ведущей на станцию, а к лесу. На холме, заросшем березами и соснами, откуда хорошо был виден дом Анечки, присел на упавшее дерево, вытянул ноги. Хорошо провел время, ничего не скажешь. На что надеялся, на чудо? Сколько раз можно убеждаться в том, что люди не меняются никогда. По крайней мере, в лучшую сторону. Опять на душе заскребли кошки. Вернее, они никуда и не пропадали, только когти у них стали более острыми. Свинтил крышку бутылки, запрокинул голову. Немного отпустило.