-Да уж, – только и нашелся, что сказать Сокольников.
-Так мы и расстались. Теперь у меня есть дача и эта картина.
И больше ничего, хотелось добавить Сокольникову, но промолчал. Подошел к полотну, еще раз внимательно всмотрелся в подпись. Краска потрескалась, может, действительно 19-й век? Впрочем, какая разница, что мне до этой картины.
Она накинула на плечи шубу, влезла в валенки, извинившись, вышла во двор. Туалет и душевая находились отдельно, метрах в двадцати от дома. Тоже мне, Моне, – посетовал на бывшего мужа Анечки Сокольников, – не мог сортир в избе сделать.
Дверь в соседнюю комнату оказалась приоткрытой. Немного посомневавшись, вошел внутрь. Обстановка была в ней, как он и предполагал, такая же, икеевская. У окна – широкая кровать, застланная полосатым покрывалом. Над изголовьем светильник. Рядом с кроватью стоял большой комод. На нем ее фото в рамке с каким-то мужчиной. Сокольников сразу понял кто это. Муж.
Странно, – задумался он. Обычно после разрыва отношений такие фотографии уничтожают. По крайней мере, не держат на видном месте. Машинально Сокольников выдвинул верхний ящик комода. Внутри него находилось еще с десяток изображений супруга, только мелких. И вдруг он понял- Анечка до сих пор любит этого упыря! А на мировую она не пошла только из-за своего упрямого характера. Для чего же она меня пригласила? Рядом с фотографиями лежала уменьшенная репродукция еще одной картины Моне. Сокольников не мог ее не узнать, потому что в Живерни вместе с 'Японкой' он видел и ее. 'Камилла на смертном одре'. Страшное, словно подернутое льдом изображение. К чему бы это?
-Интересно?– раздался голос сзади.
Опять! Ну как она любит незаметно подкрадываться!
Было очень неловко, Сокольников не знал что сказать. Анечка взяла из его рук портрет, вернула на комод. Приложила палец к губам Сокольникова:
-Не надо, ничего не говори. Все уже сказано.
Она начала раздевать его и раздеваться сама.
До этого у них никогда не было близких отношений. Сокольников понимал, что это неправильно, и все же вел себя таким иезуитским образом. Она была ему дорога и он почему-то боялся испортить сексом их отношения. Как он потом понял – это была его главная ошибка, та причина, по которой Анечка ушла сначала к 'другому', а потом и к дипломату. Если женщина здорова, ей непременно нужен мужчина во всех отношениях, чтобы она не говорила.
Начало смеркаться. Он закурил прямо в постели. Она лежала к нему спиной, уткнувшись носом в щель между кроватью и стеной. Хотел заговорить, но не стал. На душе было как никогда хорошо, наполнено, осмысленно. Именно этого он, видимо, хотел тогда, давно, но так ничего и не получил.
Встал, надел тапочки, прямо на голое тело накинул ее шубу, вышел на улицу. На низком небе застыли серые тучи. Над лесом, который находился недалеко от дома, сыпал снег, а здесь было чисто и безветренно. По деревянной дорожке отправился в туалет, но уже дойдя до него, решил непременно принять душ. Бывший муж Анечки позаботился об электрическом котле, который исправно снабжал и дом и душевую горячей водой.
Я даже не спросил, как его зовут, – растирал по лицу горячие струи воды Сокольников. – Хотя, какая разница. Анечке он определенно еще нужен, только вот зачем понадобился ей я? Картины Моне. Камилла живая и мертвая.
Неожиданно Сокольникову стало холодно, он прибавил горячей воды. Мертвая, черт возьми. Боже, неужели…? Наскоро вытерся, выскочил во двор. Уже навалились густые сумерки, но снег так и не пошел. Ватная стена по-прежнему висела над лесом. Со стороны дороги горели неяркие фонари.
Быстро пошел к темному дому, в прихожей включил свет, потом нащупал выключатель в комнате. Она сидела в кресле в цветной накидке гейши. Возле ног – раскрытый трехцветный веер. Руки скрещены на животе, голова склонена на бок. На журнальном столике Сокольников сразу увидел распотрошенную пачку феназепама и высокий стакан с вином. Подскочил, схватил Анечку за лицо, оттянул веки. Или глубокий сон или кома, или… Об этом даже не хотелось думать. Пачка транквилизатора была почти пустой. Не зная, что делать, стал трясти Анечку, бить по щекам. Она ни на что не реагировала. Руки его тряслись, голова кружилась. Наконец схватил мобильник, набрал '03'.