С началом тренировок девушка все больше и больше времени проводила с Гарри. Ему нужна была поддержка. Они с Роном лезли из кожи вон, стараясь приободрить друга, однако темные тучи, все сильнее и сильнее сгущавшиеся над школой, отбрасывали тень и на него, и, со свойственной Поттеру самокритичностью, он обвинял себя во всех неудачах и провалах, которые следовали по пятам за гриффиндорцами. Все реже и реже Гермиона проводила время с Джорджем у камина в гостиной, все чаще вместо поцелуя просто крепко обнимала его, прячась на его груди от всего того, что незримой черной стеной окружало студентов.
В конце ноября Деннис Криви, учившийся всего-то на втором курсе, тоже пришел в гостиную с кровавым росчерком на руке. Фред и Джордж переглянулись, и, Гермиона могла поклясться, она уловила то, что промелькнуло между братьями. Это была идея…
— Мы объявляем этой мымре войну, — она подскочила на добрых полфута, когда следующим утром Фред Уизли шепнул ей это на ухо, обгоняя в людном переходе четвертого этажа. Он уже несколько месяцев не говорил с ней так непринужденно и так легко.
— Прости, тебе не остановить нас, — Джордж обогнал ее с другой стороны, мимоходом клюнув в щеку. — Даже не пытайся! — близнецы были явно на подъеме, и Гермиона тоже внезапно почувствовала этот удивительный прилив сил, воодушевление, желание бороться.
— Даже и не думала, — прошептала она, улыбаясь, хотя знала, что братья давно унеслись вперед, и слышать, а тем более видеть, ее не могли. А на следующий день Гермиона расхохоталась, увидев, как прилипла обувь Генерального Инспектора к полу у входа в Большой Зал, и как пытаются Малфой и его дружки отклеить узурпаторшу.
Война развернулась по всему фронту: ученики устраивали массовые диверсии уроков, Плакса Миртл регулярно, чуть ли не по расписанию, затапливала этажи, расписание, зачарованное кем-то, постоянно меняло местами кабинеты, из-за чего творилась ужасная неразбериха, и, хотя профессор Флитвик утверждал, что сделавшего это ждет суровое наказание, Невилл утверждал, что видел, что это сам профессор колдовал у стенда. Близнецы ходили на отработки, как к себе домой, однако, кажется, это только больше раззадоривало их, и, поскольку применять к ним «Прыткорежущее перо», как его окрестили в Гриффиндоре, Амбридж не решалась, в конечном итоге они раз за разом разрывали библиотеку.
— Вероятно, она хочет закончить переучет книг только нашими силами, — шутил Джордж, когда вечером возвращался в гостиную. Фред больше отмалчивался, и только ухмылялся, однако от этой ухмылки становилось жутковато. Воистину, министерской жабе было бы лучше бежать, куда подальше.
А в декабре Гермиона и Джордж расстались. В этом не было какой-то особенной драмы или чего-то в этом духе, того, что обычно ищут сплетники в разрыве ярких пар. Просто однажды, встретившись в гостиной, они оба поняли, что, хотя все еще любят друг друга, это не та любовь, которую испытывают к романтическому партнеру. Их разговор в темной нише второго этажа, который прошел в тот вечер и в ту ночь, был долгим и трудным: таким же трудным, как сложно восстановить дружеские отношения после того, как прошла влюбленность. Они говорили действительно очень долго: когда Уизли провожал свою уже не девушку в ее спальню, уже светало. Тусклые лучи пробивались сквозь закрытые шторы комнаты девочек, и в этом неверном утреннем свете Гермионе вдруг показалось, что и ее собственные руки полупрозрачны. А была ли она в действительности? Или все это лишь сон, как и сном были те полгода, когда она была той, кого Джордж Уизли искал взглядом в коридорах в перерывы между занятиями?
Хотелось бы сказать, что после этого конфликты Гермионы и Фреда выправились, но это было бы ложью. Словно обреченная на смерть, и от того жалящая в два раза сильней змея, так и Фред бросался на Гермиону, и она, справедливости ради, отвечала ему тем же. Безжалостные в своих сатиристических шутках и остротах, они заставляли весь Хогвартс замирать, наблюдая за их противостоянием, которое каждый раз грозило вылиться едва ли не в дуэль. Пожалуй, установить перемирие между ними могла бы лишь Амбридж, и то, потому что она бесила обоих куда сильнее, чем личные разборки.
— Знаешь, а ведь Фреду на самом деле многого стоит быть тем, кто он есть, — как всегда невпопад заметила однажды Полумна. Это случилось в госпитале, где они лежали после битвы в Министерстве, обе порядком потрепанные, испуганные, разбитые, но, благодаря чуду, живые. Фред и Джордж только что ушли. Они навещали беднягу-Рона, которого до сих пор рвало и на которого было попросту жалко смотреть, так плохо ему было, однако Рон держался молодцом, даже пытался шутить. Оба брата ушли после этого бледные и встревоженные.
— Ну да, быть язвительной скотиной — большая работа, — сыронизировала Гермиона, сморщив нос.
— Ты так заботишься о его словах, что совсем не обращаешь внимание на его взгляд, — в привычной туманной манере заявила Лавгуд.
— Какая разница, куда он смотрит? — тряхнула в непонимании головой гриффиндорка.
— Не важно, куда, важно, как.
— И что это значит? — но этот вопрос Полумна проигнорировала, а задавать его второй раз Гермионе не позволила гордость. Признаться, после она не раз жалела об этом.
Но взгляд и правда был куда красноречивее любых слов.
В тот момент, когда она убегала со свадьбы Билла и Флер, оставляя за спиной друзей и знакомых, Виктора Крама, который тщетно пытался пробиться к ней через толпу, в этот краткий миг трансгрессии она увидела два ясных пронзительных голубых глаза, в которых, кажется, застыло что-то такое, что невозможно высказать словами. Она так и не поняла, были ли это глаза Фреда или Джорджа.
Хлопок перемещения означил, что Золотое Трио успело вырваться из охваченного борьбой шатра до того, как по их душу пришли.
— Хермиван! — взревел Виктор, невербально насылая на одного из атакующих Пожирателей какое-то проклятие, от которого того скрючило и повалило. Крам вошел в войну так быстро, как происходит трансгрессия, и ни разу не сделал шага назад, стоя и дальше плечом к плечу с Флер и другими, теми, кто не мог позволить себе бежать. Он вошел в эту битву с ее именем на губах.
Фред Уизли замер, не в силах сдвинуться с места, все еще глядя на то место, где она стояла еще секунду назад. Тоска в его глазах выливалась горечью.
— Эй, брат, скорее! Их все больше! — растревоженный криком Чарли, он наконец-то сбросил с себя оцепенение, тоже бросаясь в битву.
За те долгие месяцы, которые Гермиона не видела Фреда, она часто думала о нем. Что ей не хватает его язвительной ухмылки и смеха; что она скучает по его взгляду и тембру голоса; что ей не хватает его. А потом вернулся Рон. Он выглядел так, словно был щенком, который нашкодил, и теперь ждет наказания, и Гермиона, вместо того, чтобы хорошо вмазать ему, бросилась ему на шею. Только тогда она и заметила фиолетовый фингал под глазом. Вероятно, ее взгляд был очень красноречив, потому что Уизли рассмеялся: