— Боюсь, вы ошибаетесь.
Я вздрогнул и оглянулся; голову снова пронзила острая боль.
В дверях со шляпой в руке стоял Саммерс.
— Дамы и господа, несмотря на похвальное стремление мистера Тальбота успокоить ваши вполне естественные опасения, к сожалению, он ошибается. Это судно, чье бы оно ни было, заштилело, как и мы. Во время продолжительного штиля — я имею в виду несколько дней или даже недель — корабли притягивает друг к другу сила взаимного притяжения, действующая на любые крупные объекты, которые ничто не разделяет, кроме гладкой, легко расступающейся воды. Если не поднимется ветер, нас будет тянуть друг к другу, пока мы не окажемся рядом.
Наступила полнейшая, мертвая тишина.
— Чарльз, мне не верится.
— Тем не менее это правда. Капитан Андерсон считает, что доступное изложение фактов обеспечит должное поведение пассажиров. Мы, как известно, разглядели, точнее, заметили судно, с которого нас могли видеть, а могли и не видеть. Оно может быть французским, посланным наперехват…
Брокльбанк его перебил:
— Откуда им, черт возьми, о нас знать?
Саммерс взглянул на меня.
— Будьте уверены, — вмешался я, — их министерство морского флота знает о нас столько же, сколько мы сами.
— Французы, стало быть, — сказал Боулс. — Бони, по-видимому, вознамерился завоевать Антиподию.
— Он сейчас слишком занят Россией, — уверил я. — А как насчет янки, Чарльз?
— Одно могу сказать: эти белые паруса не принадлежат англичанам.
— Что же теперь делать? Присутствующие джентльмены решили помочь вам, чем смогут.
Саммерс улыбнулся:
— Я в этом не сомневался. Для каждого найдется подходящее занятие. Мистер Аскью, наш артиллерист, намерен устроить с помощью запального шнура и маленьких мешочков с порохом отличный фейерверк. Вместе с несколькими большими пушками он создаст впечатление полного бортового залпа с соответствующего борта нашего судна — ведь противник будет видеть нас сквозь туман. Мы должны надеяться, что один залп заставит их устремиться прочь, ибо выглядеть мы будем грозно.
— Но если они будут видеть нас сквозь туман… да еще наступает темнота?..
— Как они узнают, что мы — враги? Они зажгут опознавательные огни и подождут нашего ответа. Если их огни не соответствуют нашему секретному списку, мы ответим бортовым залпом.
— А потом?
— Один бортовой — и никто не обвинит капитана Андерсона в том, что он сдал корабль без боя.
— Черта с два!
— Успокойтесь, Эдмунд. Мы — судно королевского военного флота и сделаем все, что в наших силах.
Он улыбнулся присутствующим, надел шляпу и ретировался. Маленький Пайк, рыдания которого уже утихли, зарычал на меня через стол:
— А вы нас еще подбадривали, мистер Тальбот!
— Саммерсу это удалось лучше. У меня нет шпаги. А у вас есть, Боулс?
— У меня, сэр? Господи, конечно, нет. Не сомневаюсь, что на корабле имеется арсенал. Тут, наверное, нужны абордажные сабли.
— Мистер Брокльбанк, вы, прошу прощения, человек дородный. Вы спуститесь вниз с дамами?
— Предпочитаю остаться на палубе, сэр. В конце концов, хотя у меня было несколько случаев изобразить войну на море, я никогда прежде не имел возможности делать наброски прямо в сердце битвы. Когда полетят ядра, сэр, вы увидите, как я сижу на моем походном табурете и наметанным глазом наблюдаю за тем, что достойно наблюдения. К примеру, я часто осведомлялся у людей военных — под военными я подразумеваю и моряков, — часто осведомлялся, каким предстает невооруженному глазу летящее ядро. Очевидно, чем точнее направлено ядро на смотрящего, тем меньшей кажется его скорость. Лучшей позиции для наблюдения нельзя пожелать. Я только надеюсь, что наши суда успеют сойтись до наступления темноты.
— Послушать вас, сэр, так самое точное представление о пушечном ядре должно сложиться у человека, которому оно снесло голову.
— Если на то пошло, пусть будет, что будет. «Когда созреем, смерть придет сама»,[5] а в моем случае, пожалуй, правильнее «перезреем». Ведь что есть жизнь, сэр? Путешествие, в котором никто — хотя все и утверждают обратное, — никто, если вы только понимаете мою…