У девушки по спине пробежал холодок. Он снова видел тот кошмар. И она нутром чувствовала, что в этот раз что-то изменилось. Он увидел что-то такое, чего определенно не должен был видеть. Что-то ужасное. Что-то, от чего она на протяжении месяца так старалась его уберечь.
До ушей придворной дамы донесся скрип ржавых пружин. Вэриан опустился на её кровать, а после посмотрел на неё, предлагая сделать тоже самое. Нет, не предлагая. Требуя.
Подходя ближе к мальчику Кассандра чувствовала себя так, словно идет прямо навстречу ловушке и вот-вот в неё попадет. Но она не знает где эта ловушка и как её обойти.
Она присела на край своей постели с таким ощущением, словно садится на кучу острых иголок. Алхимик находился прямо напротив, жадно разглядывая лицо придворной дамы, словно стараясь понять, насколько острую реакцию вызвали у неё его слова. И, видимо, он заметил то, с каким упорством девушка прятала свой взгляд. Они сидели настолько близко друг к другу, что если бы Кэсс поддалась немного вперед, то без труда смогла бы дотронуться губами до его лба. Но сейчас эта близость не вызывала никаких приятных чувств и желаний. Кассандре, встречаясь взглядом с юным ученым, хотелось оказаться как можно дальше от него, убежать туда, где её не смогут достать такие голубые, но уже вовсе не те родные, сияющие детской наивностью и теплотой глаза.
— Я видел своего отца, – тихо, но до ужаса звонко и чётко в этой вязкой тишине произнес алхимик. – У меня ведь был отец, не так ли? – Он боялся. Ему было страшно как никогда прежде. В глубине души Вэриан очень хотел верить, что сейчас Кассандра как всегда спокойно улыбнется и скажет, что всё это был просто страшный сон, а после посоветует ему вернутся в постель. Но какая-то малая часть его знала, что это не так. Та, которая, по всей видимости, и управляла этим стальным холодным голосом. – Скажи мне правду, Кассандра.
Фрейлина, которая всё это время смотрела на мальчика с примесью непонимания и страха, вдруг взглянула на него с чистым ужасом в темно-зеленых глазах. Это было последней каплей. Последней каплей из когда-то полной до горла чаши надежды, что упала и расплескалась по холодному полу, порождая под собой липкую почву отрицания и отчаяния.
Страх стал охватывать каждую клеточку его мозга. Парень почувствовал, как что-то твердое внутри, что до последнего не давало его голосу надломиться, сейчас громко треснуло и разлетелось на мелкие кусочки, которые тут же застряли в горле, делая болезненным каждый вдох. Но он не поверит, пока не услышит это от неё. Нет, ещё есть шанс.
— Кэсси… – тихо выговорил Вэриан заветное имя, давясь переполняющим его отчаянием и слезами, что, появившись из неоткуда, подходили всё ближе к горлу. – Прошу…
И вдруг он увидел в её прекрасных глазах то, что боялся увидеть больше всего — сожаление. А ещё горечь и много извинений.
— Я не могу… – прошептала Кэсс голосом, который сейчас больше походил на скул провинившегося щенка, чем на привычный звонкий скрежет мечей. Девушка отвернулась от алхимика, понимая, что никогда больше не посмеет посмотреть прямо ему в глаза. Ведь это она виновата в том, что они сейчас наполняются неудержимыми каплями слез. И это её вина в том, что из ярко-голубых они вдруг словно окрасились в серый.
Её вина…
Он не выдержал. Это был его предел.
Паника, сдерживаемая тонким барьером глупых надежд, наконец вырвалась наружу, сметая всё на своем пути, что поддерживало адекватное состояние бедного мальчика. Страх затуманивал разум, овладевал телом. Сил держаться больше не оставалось.
Вэриан схватил за плечи ошарашенную Кассандру и стал трясти её, словно сумасшедший. В его глазах горели лишь страх и безумие, которые девушка уже несомненно видела. Которые она надеялась никогда больше не увидеть.
— П-пожалуйста, п-прошу тебя, – лихорадочно кричал алхимик сквозь слезы, больше не имея ни малейшей возможности дышать ровно, – скажи мне, что это н-не правда!.. Скажи, ч-что это был лишь глупый сон! Это ведь так? У меня нет родителей! Рапунцель никогда не предавала меня! И я никогда не пытался… – Его голос нещадно дрожал, и Вэриан не мог его контролировать, а потому остаток фразы произнес тихо, лишь губами, – убить тебя…
Кассандра, услышав эти слова, тут же подняла голову и встретилась взглядом с мальчиком. Она в тот же миг пожалела об этом. Её глаза рассказали ему всё.
— Н-нет… – прошептал алхимик, отказываясь верить в правдивость своего самого ненавистного кошмара. Он готов был отрицать реальность происходящего до последнего. – Это н-не возможно… Ты не могла… Это н-не…
— Это правда. – Эти слова пронзили сердце, словно нож, оставив лишь глубокую рану, из которой вытекала и капала каплями на пол грязная, отвратительная ложь. – Я лгала тебе. – Кассандра знала, какую боль испытывает сейчас он, ибо сама вновь пронзила едва зажившую рану тем же кинжалом. Она лишь надеялась, что вместе с кровью из неё вытечет и всё то вранье, что слишком долго отравляло её душу.
Девушка продолжала смотреть Вэриану в глаза, словно в благоговейном трансе, не имея возможности оторвать взгляд. Больше всего ей сейчас хотелось отвернуться от него, сделать всё, что угодно, лишь бы не видеть этих огромных стеклянных когда-то голубых драгоценных камней, в которых застыл ужас отвращения и отрицания. Но нещадней всего рвало на куски кровоточащее сердце чувство, которое Кэсс всегда боялась увидеть в глазах своего отца — разочарование. И только сейчас она поняла, что эти некогда добрые и жизнерадостные глаза, излучающие его, ранят намного сильнее, чем осуждающий взгляд капитана Королевской Гвардии.
— Ты лгала мне, – тупо повторил мальчик, опустив остекленевший взгляд куда-то вниз. Кассандра почувствовала, что его дрожащая рука отнялась от её плеча, а сам алхимик ломаными движениями встал с кровати и отошел на пару метров назад, продолжая туманным взглядом смотреть сквозь каменный пол. – Всё это время… Вы все… все лгали мне… – Теперь его дрожащий голос был похож на невнятное бормотание параноика. – Как… как мог я снова допустить эту ошибку… Как мог снова… довериться вам…
На ватных ногах, которые его почти не слушались, алхимик медленно пересек комнату, продолжая бормотать неразборчивые слова, из которых четко выделялось лишь одно — «ложь». Словно и не понимая, что он делает, Вэриан распахнул дверь и вышел в прохладный коридор. Его ноги, что как у заядлого пьяницы предательски подкашивались, довели его до ближайшей стены, и мальчик, глубоко дыша, облокотился на неё. Он был бледен, по его лицу градом катился пот, серые затуманенные глаза бесцельно глядели в пустоту. Всё это придавало ему сходство с мертвецом, восставшим из могилы. От лишенного жизни трупа его сейчас отличало лишь яростно бьющееся в груди сердце, прерывистое дыхание и старые, когда-то утерянные воспоминания, что со скоростью света проносились перед глазами. Вот его разочарованно вздыхающий отец, что опустив голову, стоит перед ним на коленях, а вот и янтарь, который безжалостно поглощает попавшегося в его ловушку бедного человека; спустя секунду перед внутренним взором появляется лицо едва не плачущей от безысходности принцессы, а после и легендарный Солнечный Цветок, который он выхватывает прямо из-под носа у Рапунцель; вскоре он видит огромную армию железных роботов, готовых в любую минуту выйти в нечестный бой, а в конце появляется и яростный взгляд на чужом лице дочери капитана Королевской Гвардии, бросающейся на него с холодным оружием в руках и бурлящей ненавистью в сердце…
Неужели всё это и есть его настоящее прошлое?
Вдруг что-то вернуло его в реальность. Настолько резко и неожиданно, что глаза от долгого созерцания пустоты заслезились и перед ними некоторое время был лишь густой туман и бесформенные круги. На его плече лежало что-то теплое и до чертиков знакомое. Даже, если бы он лишился чувств, был в коме, обмороке или даже мерв, он узнал бы это тепло. Ничто не греет так, как оно.
Вэриан знал, кому принадлежит рука, заботливо лежащая на его плече, и то тепло, что от неё исходило. Он подумал о том, что ни в коем случае нельзя оборачиваться, нужно сейчас же вырваться и бежать, бежать так далеко, как только сможет… Но мальчик по воле человеческого рефлекса успел обернуться раньше, чем эта мысль пришла ему в голову.