Большую часть времени они идут по дорогам, но иногда и по целине. Такое случается, когда Райнер видит на своей карте, как можно срезать угол.
— Вот здесь, гляди, отсюда сюда. Но между двумя этими точками горы!
— Да, я их вижу.
Зачастую кажется, что он специально выбирает маршрут, изобилующий препятствиями: горами, реками, крутыми откосами. Это интересные испытания! Мы должны побеждать природу с тем же бесстрастием, какое она демонстрирует нам. Поэтому они идут по бездорожью. Я не люблю сходить с дороги, у меня обостряется чувство уязвимости, на меня нисходит первобытный страх. Но это тоже один из самых захватывающих элементов путешествия! Чувство благоговейного ужаса, которым чревато все вокруг, обостряет все ощущения и делает их более интенсивными, мир оказывается заряженным энергией, которой в обычной жизни не обладает.
Спустя приблизительно неделю они завершают первую петлю своего путешествия. В маленьком городке Рома останавливаются на ночлег в заброшенной семинарии — длинном строении из известняка с колоннами и арками. Позади него тополиная аллея, словно перенесенная сюда из Италии.
В обеденное время, в ресторане под открытым небом, им встречается очень старый человек.
— Откуда вы? — улыбается он беззубым ртом. — Из Южной Африки? Это вы считаете нас всех обезьянами и держите в тюрьме Нельсона Манделу?
Когда он сообщает старику, что Нельсона Манделу выпустили из тюрьмы три года тому назад, тот оглушительно хохочет, запрокидывая голову:
— Вы думаете, что мы все обезьяны. Нельсон Мандела за решеткой!
— Да нет же, нет, уверяю вас.
Теперь старик почему-то едва не плачет, источая ненависть.
— Оставь его, — говорит Райнер, — похоже, он в панике, ему ничего об этом не известно, никто ему не рассказывал этого, оставь его.
На следующий день они покидают Рому и следуют по дорогам, ведущим к высоким горам. До той поры они ходили по предгорьям Дрейкенсберга, теперь пики громоздятся вокруг них, фантастически-причудливыми очертаниями вырисовываясь на фоне неба. Дорога то взлетает, то обрушивается вниз, как корабль во время шторма, она сплошь состоит из крутых, наподобие шпильки для волос, изгибов и замысловатых петель, удлиняющих короткий путь. В полдень разражается страшная гроза. Небо над вытянутой узкой долиной смыкается, устрашающе сверкают молнии. Они укрываются под карнизом какого-то дома, потом двигаются, высматривая ровное место, где можно поставить палатку, но такого нет, дорога тянется высоко над краем долины, с обеих сторон крутые скалы. С наступлением темноты они добираются до какой-то миссии. Выясняется, что здешние священники немцы, Райнер долго и приветливо разговаривает с ними, улыбаясь и кивая, сейчас он кажется совсем другим человеком. Священники говорят, что у них свободного места нет, но отсылают их к главе ближней деревни; они проводят ночь на земляном полу в хибарке, с соломенной крыши над их головами доносятся таинственные шорохи.
Священники сообщили Райнеру, что дорога, по которой они идут, заканчивается недалеко впереди, до следующей придется идти по бездорожью. У Райнера есть план.
— Смотри, мы можем сделать вот что.
Он хочет, чтобы на следующий день мы совершили длительный переход, самый долгий из тех, что совершали до сих пор. Непосредственно до Симонконга.
К этому времени даже самые заурядные события становятся пробным камнем для демонстрации власти. Два года тому назад, познакомившись в Греции, они считали себя одинаковыми. На этой пустынной дороге они являют собой зеркальные отражения друг друга. Вероятно, оба полагают, что в реальных средствах общения нет необходимости — слова, множась, лишь разделяют. Главное — единомыслие, не облеченное в слова. Но теперь они сознательно воздерживаются от разговоров, потому что разговоры могут показать, насколько опасно они не похожи друг на друга. Отражение в зеркале противоположно оригиналу, отражение и оригинал неразрывны, но могут свести друг друга на нет.
Итак, в подтексте путешествия таится конфликт, можно сказать, другое, отдельное путешествие, борьба за доминирование, которая по мере продолжения странствия начинает пробиваться наружу. Утром, когда они встают, Райнер отправляется мыться один, либо в реке, если она есть поблизости, либо водой из бутылок. Потом вытирается и усаживается на камень втирать в кожу кремы и лосьоны, извлекаемые из множества баночек и флаконов. Потом достает деревянный гребень и долго расчесывает волосы, пока они не начинают сиять. Хотя этот ритуал с каждым днем занимает все больше времени, до получаса или даже больше, Райнер всегда щепетилен в отношении исполнения своей доли обязанностей — подожди немного, я тебе помогу, не трогай палатку, я сам сложу ее, — но его спутнику невмоготу наблюдать за ним, лучше уж чем-нибудь занять себя — сварить кофе, свернуть палатку, — пока Райнер чистит перышки. Когда через некоторое время они пускаются в путь, он задыхается от гнева и раздражения, Райнер же полон самодовольства, каштановые кудри колышутся на его плечах.