«Почему бы и нет?» Теперь задумалась она. Другом ей обзаводиться не хотелось. Ее вполне устраивали мимолетные прикосновения. Она же не хотела оставаться здесь навсегда. Если б не туннель, она бы давно отсюда уехала. Каждый час уходили поезда на юг. И когда-нибудь она сядет в один из них. «Если хочешь, — сказала она, — завтра поедем в Тессин».
Почти добравшись до конца пути, они пошли радом по велосипедному следу. Он начал что-то рассказывать. «В детстве ты бельевой прищепкой прикрепила к колесу кусок картона, так что он цеплялся за спицы. Треск раздавался, как от мотоцикла. Ты так этим гордилась, что не могла остановиться. И я наказал тебя. А потом пожалел об этом». Она такого не помнила. «Хотя продолжал наказывать». — «Наверно, со мной приходилось тяжело?» — «Но ты же была ребенком». — «Что ты хочешь этим сказать?» Он замолчал, и в действительности ей не важно было, что он хочет сказать. Ей хватало того, что они шли радом друг с другом.
Он сделал те же ошибки, что и его отец. И понял это только сейчас. Но ошибаются все. Не было смысла ни говорить, ни думать об этом. Она забыла, и ему тоже стоит забыть. Он не понимал, почему эти мысли пришли ему в голову именно теперь.
«Если ты не устал?..» Они пошли дальше, чем вчера. Местность стала ровнее, дорога пересекала пастбище. Когда они почти добрались до следующей деревни, начался дождь. У дороги стояла старая заправочная станция. На ней они и укрылись. «Погода здесь быстро меняется, — сказала Ингер. — Летом иногда выпадает снег. Тебе не холодно?» К заправке подъехал автомобиль. Из него вышел мужчина. Сзади в машине сидели трое детей. Один из них опустил мокрое стекло и уставился на Ингер. Потом показал ей язык. Мужчина заполнил бак, сел в машину и уехал.
В детстве Ингер не вызывала симпатии у сверстников и никогда не могла понять почему. Ей с трудом удавалось сохранять дружбу, и друзей было немного. «Ты зазнавалась, — сказал отец. — Всегда хотела быть в центре внимания. И порой доводила меня до бешенства». Ингер же всегда считала жертвой себя. «Хорошо быть взрослой, — проговорила она. — Потому что тебя наконец оставляют в покое. И никому не надо давать отчета. Расскажи мне о маме. Какой она была, когда вы поженились». Он вздохнул.
Развозчик почты заметил Ингер и остановился. «Тебя подбросить?» — «Это — мой отец. Это — Алоис». Они поднялись на самый верх перевала. Автобус задержался там на двадцать минут, и Алоис упражнялся в языке вместе с Ингер и ее отцом. Он говорил: «Добрый день, как дела, меня зовут Алоис. Ты не нальешь мне чашечку кофе?» А потом добавил на родном языке: «Не хотите проехаться до Айроло?» Ингер покачала головой: «В другой раз. Может, завтра».
Она взяла отца под руку, и под дождем они добежали до горного приюта. Здесь наверху было холодно. «Ты не замерз? Пойдем выпьем чая». На обратном пути он раскашлялся. Но надевать куртку Ингер не захотел, и она лишь накинула ее отцу на плечи, слегка приобняв.
Вечером у него поднялась температура. Когда она попыталась положить руку ему на лоб, он отвернулся: «Я не болен». Поели они внизу, в ресторане. Аппетита у него не было, и, поднимаясь перед ней по лестнице, он качался как пьяный. Потом уснул, а она села у стола и начала читать привезенный им журнал. Она подумала: «Он — ребенок, я — мать. Он заболел». Ингер подошла к кровати и положила руку отцу на лоб. Отец выглядел совсем беспомощным. Но что ей было делать? Она подумала: «Если он заболеет дома, о нем некому будет позаботиться». Ингер представила себе, как он в пижаме ходит по дому. Как его рвет в ванной, как он моется, идет на кухню и пьет чай. Света он не зажигает, поскольку знает, где что находится. Ингер выключила лампу на ночном столике и легла рядом с отцом.
Она долго так пролежала, а потом нежно поцеловала его в губы. В это мгновение она была готова простить ему все.
Когда отец проснулся, Ингер спала. Он не удивился, обнаружив ее рядом с собой. Взял ее за руку, лежавшую поверх одеяла. В слабом уличном свете ему были видны лишь очертания ее лица. Он долго смотрел на нее. Она была похожа на свою мать. Как же давно все это было. Может, память подводила его, может, он спал. Когда он вновь проснулся, настало утро. Ингер стояла у раковины. Он обрадовался тому, что она больше не лежит рядом, — он бы не знал, что сказать. «Ингер!» — позвал он. Она обернулась: «Тебе лучше?» — «Да, — ответил он и улыбнулся. — Если хочешь, поедем на юг».
Говорил он тише обычного, и Ингер почти не понимала его. Умываясь, она услышала, как он встал. Отец подошел к окну и растворил его. Комнату наполнил прохладный воздух. И она не знала, почему именно теперь ей впервые пришла мысль о его смерти.