— Могли бы хоть форму надеть, — с неудовольствием сказала соседка мужу по дороге домой.
Ночью в сад приходили звери: кошки, а иногда еж, куница или лиса. Давным-давно соседка видела барсука. Он рылся в компостной куче. Но никто, кроме нее, никогда барсуков не видел, и она перестала рассказывать об этом, заметив, что ей не верят.
Как-то вечером поднялся сильный ветер. Высокая сосна на другой стороне улицы гнулась под его напором, а с березы сыпались мелкие ветки. Соседка стояла у окна и смотрела на улицу. Однажды сосна рухнет — она была старой, больной, и ее давно следовало срубить. Но квартиры напротив сдавались, жильцы менялись часто, и до сада руки ни у кого не доходили.
Когда стемнело, пошел дождь. Его потоки неслись по улицам и били в окна. Фонари раскачивались на ветру, их свет оживал и устремлялся во тьму беспокойным призраком. Соседка задумалась: что бы она сделала, увидев в доме Рут огонек? За последнее время случилось несколько ограблений. «Не пойду завтра поливать сад», — решила она. Потом зажгла свет и включила телевизор. Когда соседка ложилась спать, ветер уже стих, но дождь еще не перестал.
Утром взошло солнце, и все заблестело от влаги. Было прохладно, ветер посвежел, и по небу быстро бежали облака. Соседка отправилась на велосипеде в бассейн. Как обычно, проплыла положенное количество дорожек. Кроме нее, в бассейне никого не было. И когда она ушла, смотритель закрыл здание. На грифельной доске у входа остались данные температуры воды на вчерашний день.
Соседка еще не добралась до дома, а уже опять начался дождь. Она приготовила обед. За едой соседка сказала, что хотела бы как-нибудь навестить Рут, принести ей почту и, может быть, книжку. Но муж посоветовал ей не вмешиваться. Тогда она рассказала про найденный листок. Он даже не понимал, о чем она говорит, и молча смотрел на нее. Соседка представила себе, как Рут — не зная, когда вернется, — собирала вещи: тапочки, средство для линз, ночную рубашку.
Лишь когда Рут пришла попросить ее поливать цветы, соседка узнала, что та отправляется в клинику не в первый раз.
— Там есть замечательный сад, — рассказала Рут, — со старыми деревьями. Почти парк.
Девочек кто-то увез еще утром, а ближе к полудню у дома остановилось такси, и Рут вышла со спортивной сумкой, быстро взглянула на дом соседки, которая стояла у окна за белой занавеской. Рут нерешительно взмахнула рукой, словно в знак приветствия.
Соседка не знала, зачем она взяла листок, почему он все еще лежал в кармане ее передника. Слово «чтиво» удивило и растрогало ее — она не понимала чем. Они же с Рут даже не были родственницами.
— Ей ведь так нравится читать, — сказала соседка.
Муж сидел, уткнувшись в тарелку. Она почувствовала, как слезы навернулись у нее на глаза, быстро встала и понесла пустые блюда на кухню.
Всю ночь напролет
В последние предвечерние часы показались первые снежинки. Он обрадовался, что взял выходной: снег валил не переставая и уже через полчаса запорошил улицы. За окном было видно, как дворник расчищает тротуар перед домом. Накинув на голову капюшон, дворник на своем крошечном темном островке вел напрасную борьбу с непрерывно падавшим снегом.
Хорошо, что сегодня он не поехал встречать ее в аэропорт. В прошлый раз он купил цветов в киоске-автомате и уговорил ее добраться до Манхэттена на едва ползущей электричке. Поэтому в недавнем телефонном разговоре она сказала, что встречать ее необязательно: она возьмет такси и приедет сама.
Он стоял у окна и смотрел на улицу. Даже если самолет прилетел вовремя, она окажется здесь не раньше чем через полчаса. Но ему уже было не по себе. Фразы, заготовленные им в течение последних недель, его больше не устраивали. Он знал, что она потребует от него объяснений, и знал, что их у него нет. У него их никогда и не было, хотя он всегда чувствовал себя уверенно.
Через час он снова оказался у окна. Снег шел и шел, сильнее прежнего, на улице разгулялась настоящая метель. Дворник уже прекратил борьбу. Все вокруг стало белым-бело, даже сам воздух, казалось, побелел или приобрел светло-серый оттенок приближавшихся сумерек, едва отличимый от белизны снега. Машины катились тихо и с большой осторожностью. Немногочисленные пешеходы, до сих пор не нашедшие приюта, отчаянно сопротивлялись порывам ветра.
Он включил телевизор. По всем местным каналам говорили о снежной буре, которой, как ни странно, уже подобрали известное всем дикторам имя. Рассказывали, что на окраинах царит еще больший хаос, чем в центральных районах, а с побережья приходили вести о наводнении. Тем не менее у тепло одетых корреспондентов, державших микрофоны со смехотворной защитой от ветра, было отличное настроение, они подкидывали в воздух снежки, а серьезный вид принимали, лишь когда говорили о материальном ущербе или людских увечьях.
Он позвонил в авиакомпанию. Там сказали, что из-за метели самолет направили в Бостон. Только он положил трубку, раздался звонок. Она была в Бостоне и скоро собиралась вылетать. Ходили слухи, что опять открыли аэропорт Кеннеди. Но возможно, ей все-таки придется заночевать в Бостоне. Она сказала, что с нетерпением ждет встречи, а он попросил ее быть поосторожней. Она ответила: «До скорого», и тут же повесила трубку.
За окном стемнело. Снег шел, не останавливаясь ни на секунду, все падал и падал, и, кроме медленно крадущихся такси, на улице не осталось ни одной машины.
Он собирался пригласить ее куда-нибудь поужинать и теперь проголодался. Пока она приедет, пройдет еще не один час. В холодильнике нашлось только несколько банок пива, а в морозилке — бутылка водки и кубики льда. Он решил наведаться в магазин. После долгой дороги ей непременно захочется поесть. Он надел теплое пальто и резиновые сапоги. Другой высокой обуви у него не было, да и сапоги он носил крайне редко. Захватив зонт, он вышел на улицу.
Снега навалило много, но он был мягким и легко проседал под ногами. Все магазины закрылись, и лишь в некоторых потрудились объяснить причину столь раннего окончания работы, написав объявление от руки.
Он решил пройтись по городу. Лексингтон-авеню была целиком покрыта снегом, а на Парк-авеню в отдалении виднелись оранжевые маячки снегоуборочных машин, поднимавшихся колонной по улице. Мэдисон и Пятую авеню недавно расчистили, но и их уже снова замело. Тут ему пришлось перелезать через высокие сугробы. Ноги проваливались, и в сапоги забивался снег.
По Таймс-сквер неторопливо пробегал какой-то стайер. А световые рекламы пестрели огнями как ни в чем не бывало. Их разноцветные переливы в полной тишине создавали ощущение какой-то сказочной таинственности. Он пошел вверх по Бродвею и неподалеку от Коламбус-серкл увидел свет в окнах кафе. Однажды он уже заходил туда, директор заведения и официанты были греки, и кормили там вкусно.
Посетителей в кафе было немного. Большинство из них сидели за столиком у начинавшегося от пола окна и пили кофе или пиво, наблюдая за тем, что происходит на улице. Чувствовалось праздничное настроение. Все молчали, словно боялись помешать случившемуся на их глазах чуду.
Он выбрал себе столик, заказал пиво и сандвич. Снег в сапогах начал таять. Когда официант принес пиво, он спросил его, почему кафе до сих пор открыто. Они не предполагали, что выпадет так много снега, сказал официант, а теперь уже ничего не поделаешь. Многие служащие живут в Квинсе, а сейчас туда никак нельзя добраться. Вот они и решили продолжать работать.
— Может быть, всю ночь напролет, — сказал официант и рассмеялся.
Обратный путь показался ему не таким утомительным, хотя снег все еще продолжал падать. Заказывая сандвич для нее, он подумал, что не знает ее кулинарных пристрастий. Он взял с сыром и ветчиной. Без майонеза и без пикулей — это он помнил твердо.
Дома он обнаружил ее сообщение на автоответчике. Самолет из Бостона не вылетел, потому что там тоже закрыли аэропорт. Ее отвезут на вокзал, и она сядет на поезд. Если больше ничего не случится, она будет в Манхэттене через четыре часа. Со времени записи сообщения прошел час.