Я пошел в город. Весь день гулял по улицам, избегая местных достопримечательностей. Бродил по отдаленным кварталам, где мужчины торгуют эротическими журналами, разложив их на больших шалях. Заходил в кафе и наблюдал, как паром причаливает к пристани, люди выходят и отправляются на работу. С вершины холма я рассматривал город и терявшееся в тумане море. А ближе к вечеру вернулся в гавань и узнал, что корабль отправится только завтра, в воскресенье. Тогда я снова пошел в город, чтобы подкрепиться. На маленькой улочке мне на глаза попалось кафе, в котором играли фаду. [3]
Кормили там невкусно, но музыка мне понравилась, она подходила к моему настроению. Поев, я все продолжал сидеть. Я уже выпил пол-литра вина и теперь заказал еще столько же. «Моя вторая половина», — сказал я низенькому смуглому официанту, но тот ничего не ответил. Почувствовав себя немного лучше, я начал набрасывать заметки. И продолжал записывать всякую всячину, когда к моему столу подошла девушка и по-английски спросила, не хочу ли я составить им компанию. Девушка еще раньше привлекла мое внимание. Они с подругой сидели неподалеку от меня. Во время еды они много смеялись и несколько раз поворачивались в мою сторону.
— Кажется, тебе очень одиноко, — сказала она и добавила: — Мы из Канады.
Я принял приглашение. Захватил бокал, бутылку вина и последовал за ней.
— Меня зовут Рэйчел, а это — Антония, — сказала девушка.
Мы сели.
— А меня зовут Уолтер.
— Как Уолта Уитмена, — заметила Антония. — Ты ведешь дневник?
— Записываю что ни попадя, — ответил я. — Это так же легко, как болтать.
— Мой отец всегда говорит, что только интеллигентные люди могут находиться в одиночестве, — сказала Антония.
— От одного одиночества интеллигентным не станешь, — посетовал я.
После одиннадцати певец фаду убрал гитару в футляр и подошел к нашему столику. Похоже, он был знаком с Рэйчел и Антонией. Певец сел, и мы разговорились о Лиссабоне и фаду. Последняя песня понравилась Антонии, и она спросила, что это за вещь.
— Если ты не знаешь, куда идешь и почему не можешь остановиться, — перевел певец, — я не пойду за тобой, сердце мое.
Это Амалия, — произнес он, и лицо его приняло до смешного страдальческое выражение. — «Эта странная форма жизни».
— А разве у жизни есть формы? — спросила Антония.
— Есть, — ответила Рэйчел. — Длинная и короткая. Каждому своя.
— Сердце мое живо утраченной жизнью, — продолжал переводить певец.
Рэйчел спросила меня, какова форма моей жизни. «Не знаю», — ответил я. Наверное, никакой. Тогда она двумя руками очертила в воздухе женскую фигуру.
— Женщина… — сказал певец и добавил еще какую-то глупость. Я понимал, к чему сводятся его речи, и понимал, что сегодня его красноречие вознаграждено не будет. Казалось, он тоже догадался об этом. Тем не менее написал номер своего телефона на салфетке и протянул ее Рэйчел. Сказал, что она может позвонить ему в любое время. В любое. Потом раскланялся и вышел.
— Мужчина… — передразнила Рэйчел и рассмеялась. Антония одернула подругу, назвав ее дурочкой.
— Ты стала бы с таким встречаться? — спросила Рэйчел, удивленно подняв брови. — Тебя возбуждают тореро?
— В Португалии нет тореро, — ответила Антония. — А вот голос у него красивый.
Рэйчел снова рассмеялась. Однажды она уже встретила мужчину с красивым голосом.
— Я была знакома с ним только по телефону, а когда увидела… вы просто не поверите.
Антония еще раз упрекнула Рэйчел в глупости. А та сказала, что важно, насколько голос низок. У мужчин с низкими голосами много тестостерона. Вот у меня как раз низкий голос.
Посмеиваясь, Рэйчел сообщила, что договорилась пойти с Луишем на дискотеку.
— Это тот низенький официант. Мы пойдем, когда он освободится.
Рэйчел и Антония уже три недели путешествовали по Европе. И через неделю собирались улетать из Барселоны домой. Рэйчел принялась рассказывать о маленьком канадском городишке, в котором жили обе девушки, а Антония беспрерывно встревала и поправляла ее. Я слушал и почти ничего не говорил. Мне нравилось быть рядом с ними.
Посетители постепенно разошлись, Луиш, подняв стулья на столы, подметал пол. Потом подошел к нам.
— Это наш друг, — объяснила Рэйчел. — Он тоже пойдет на дискотеку.
Луиш сказал, что тут недалеко. По-английски он говорил с сильным акцентом и с трудом подбирал слова.
— Какой низкий голос, — сказала Рэйчел и рассмеялась. Она спросила Луиша, много ли у него тестостерона. Тот не знал, что это такое.
— Topo, — пояснила Рэйчел. — Ты — бык?
Антония сказала, что Рэйчел пора бы угомониться. Она же пьяна.
— Ты — бык, я — телка, — не унималась Рэйчел.
Луиш вопросительно смотрел на нее.
— Ты — Тарзан, я — Джейн, — сказала Рэйчел.
— Тарзан, — кивнул Луиш. — Пойдем.
Луиш сказал, что покажет нам лучшую дискотеку Лиссабона. Шел он очень быстро, и мы едва поспевали за ним. Чертили зигзаги по узким улочкам, и в скором времени я перестал понимать, где мы находимся. Рэйчел рассказывала о своем приятеле, служившем пилотом в ВВС.
— Вот у кого совершенно низкий голос, — сказала она. — Как будто пропеллеры гудят.
Я спросил Антонию, есть ли и у нее приятель. Она покачала головой. В Монреале она начала учиться недавно и никого там не знала.
— Антония разбила сердце своему парню, — сказала Рэйчел.
— Чушь, — ответила та. — Он никогда не был моим парнем.
— Эй, Луиш, — окликнула португальца Рэйчел, — slow down! [4]
Через полчаса мы наконец оказались у цели. Перед нами было маленькое, неприглядное заведеньице. Луиш знал охранника, но нам пришлось заплатить за вход до смешного высокую сумму.
На дискотеке было темно, освещалось только возвышение танцпола. Никто не танцевал, но за некоторыми столиками сидели люди. В основном мужчины. Громко играла музыка. Мы сели у барной стойки, заказали выпивку и начали болтать. Луиш был немногословен. Внезапно он поднялся, вышел на танцпол, повернулся к нам спиной и принялся танцевать перед висевшим на стене зеркалом. Я посмотрел в зеркало и увидел его серьезное, сосредоточенное лицо. Мне казалось, он смотрит себе в глаза. Танцуя, он повторял одни и те же резкие, агрессивные движения. Я пригласил Рэйчел потанцевать. Антония осталась у стойки в одиночестве.
Я уже был навеселе, но, пока шел до танцпола, успел протрезветь. Мы долго танцевали с Рэйчел, глядя друг на друга, а Луиш все любовался своим отражением в зеркале. Примерно через полчаса он заявил, что тут скучно, а он знает места поживее. Антония сказала, что ей пора спать. Рэйчел что-то прошептала подруге на ухо, а потом тоже сказала, что хочет на боковую. И засмеялась.
Вчетвером мы побрели по пустынным улицам. Рэйчел взяла меня под руку. Луиш попытался завладеть ее второй рукой, но Рэйчел высвободилась. Сказала, что уже не ребенок. Тогда Луиш взял под руку Антонию. Та не сопротивлялась и, замкнувшись, шла рядом, не поднимая на него глаз. Луиш рассказал, что родился в Фару, на юге страны, но там очень трудно найти работу. Потом он опять умолк. В ответ никто из нас не проронил ни слова. Мы шли медленнее, чем прежде, как будто стараясь отодвинуть минуту прощания. Между нами ничего вроде бы не случилось, но расстаться было нелегко.
Рэйчел и Антония снимали комнату в частной квартире. Около подъезда они пожелали нам спокойной ночи, и мы обменялись поцелуями в щеку. Антония открыла дверь и вошла в дом. Рэйчел на мгновение задержалась на пороге и, по-детски улыбнувшись, помахала рукой. Тогда Луиш подошел к ней и завел ее внутрь. Я последовал за ними. Позади щелкнул дверной замок, и воцарилась тишина.
Лестница была слабо освещена одной-единственной лампочкой. Антония ждала наверху, посматривая на нас. Рэйчел и Луиш стояли, уставившись друг на друга.