Солнце приятно согревало кожу. Поднялся легкий ветерок.
– Какой вы бледный, – заметила Сьюзан.
– Только что приехал из зимы.
– А я скучаю по зиме. И по осени в Беркшире.
Мы еще немного поговорили о всяких пустяках, а потом я сказал:
– Конечно, это не мое дело, но меня немного мучает совесть, если вы поругались с Биллом из-за того, что вам приходится возиться со мной в воскресенье.
Никакая совесть меня не мучила, но я хотел послушать ее ответ.
Сьюзан немного помолчала, явно обдумывая правильные слова.
– Я сказала ему, что это часть той услуги, которую я вам оказываю, потому что ему поручили попросить меня это сделать. Сказала, что в понедельник вы уезжаете во внутренние районы и вас необходимо просветить. Он тоже хотел пойти, но я ответила "нет".
– Почему?
– Во Вьетнаме тройка – несчастливая цифра, и если собираются три человека, неудача обеспечена.
– А я всегда считал, что три здесь – счастливое число. Помните, "ба-ба-ба" – счастливое пиво.
– Может быть, я ошибаюсь, – рассмеялась Сьюзан, но так и не ответила на мой вопрос.
На солнце делалось жарко – я вспотел, а она оставалась свежей, как гранат.
– Ну, начинайте просвещать меня, – предложил я.
– Куда вы направляетесь из Сайгона?
– Пока не уверен.
– В таком случае как я могу вас просвещать? И почему вы не знаете, куда едете?
– Поболтаюсь, может быть, навещу места былых боев. Через неделю у меня назначена встреча.
– Где?
– Не могу вам сказать.
– Вы не облегчаете мою задачу.
– Дайте мне общие сведения: транспорт, связь, как работают гостиницы, таможня, валюта и все такое.
– Ну хорошо. Вы знаете, грядет Тет – Новый год. Так что всю следующую неделю с транспортом будет беда. А начиная с первого дня Нового года все закрывается и не очень предсказуемо. Железные дороги не работают четыре дня. Шоссе, самолеты и автобусы пустуют, потому что все сидят дома, пьют, едят и спят. Через девять месяцев кривая рождаемости резко взлетит, но это вас не интересует.
– Большинство людей празднуют в родных городах и деревнях?
– Точно. Я бы сказала, девяносто процентов населения умудряется добраться до отчего крова. Большие города и мегаполисы, где очень много бывших селян, буквально пустеют. Зато деревенские жители целую неделю наслаждаются обществом гостей в своих маленьких хижинах.
Я вспомнил такую же неделю в 68-м: тысячи людей потянулись по сельским дорогам пешком, на велосипедах, в запряженных быками повозках. По армии распространили объяснение, в чем дело, и поступил приказ не вмешиваться в массовое перемещение населения – только следить, чтобы под видом пилигримов в тыл не просочились вьетконговцы. Под вьетконговцами понимались все мужчины призывного возраста с двумя руками и двумя ногами, которые не носили южновьетнамскую военную форму и не имели удостоверения личности.
Сам я не обнаружил ни одного вьетконговца, но, оглядываясь на то время, прекрасно понимаю: толпы паломников были полны просачивающимися в указанное им место людьми, которые готовились выполнить задание в назначенное время. Положение усугубляло то, что вся армия южан была либо в отпуске, либо в самоволке. Северовьетнамский генерал Гиап здорово спланировал начало внезапного наступления в самый священный и в военном смысле беззащитный день года. Я надеялся, что полковник Хеллман, который задумывал мою новогоднюю операцию, был не менее хитроумным.
Сьюзан тем временем продолжала рассказывать об условиях жизни в деревне и подтвердила многое из того, о чем мне говорил Конуэй.
– Люди в своей массе настроены дружественно, – говорила она, – и не побегут сдавать иностранца полиции. Они не любят правительство, но любят свою страну. Относитесь с уважением к их обычаям и традициям и проявляйте интерес к образу их жизни.
– Я понятия не имею об их обычаях.
– Я тоже. Я знакома с Сайгоном, но здесь все не так, как в глубинке. Не вздумайте хлопать их по голове – голова для них священна. А ноги – самая низкая часть тела. Следите, чтобы ваши ноги не оказались у кого-нибудь над головой. Это неуважительно.
– Как мои ноги могут оказаться у кого-то над головой?
– Мало ли как...
Мы лежали, и Сьюзан рассказывала о традициях, ловушках, полиции, болезнях, еде, гостиницах, где властям не сообщают о постояльцах, и прочем.
– Существует еще опасность необезвреженных мин? – спросил я ее.
– Скорее всего да. То и дело приходится читать, что очередной ребенок подорвался на мине. Если случится забрести в глушь, держитесь протоптанных тропинок. Вы же не хотите нарваться на что-нибудь такое, что с вами не произошло в прошлый раз?
– Отнюдь.
– Вы собираетесь на территорию бывшего Северного Вьетнама? – спросила она.
– Не исключено.
– Если так, то ситуация меняется. Там коммунисты у власти с пятидесятых годов и прекрасно организованы. В буклете моей компании, который я обязана читать, сказано, что там существует разветвленная сеть правительственных информаторов. К американцам люди настроены недружелюбно. Это я почувствовала во время своей первой деловой поездки в Ханой. Мы убили их около миллиона. И эти люди при случае сдадут вас полиции. – Сьюзан покосилась на меня. – Будьте готовы к тому, что на севере полиция работает намного эффективнее, чем здесь.
– Я об этом слышал.
– Выдавайте себя за австралийца. К вам будут относится дружелюбнее. Но с полицией это, разумеется, не сойдет. Полицейский всегда может заглянуть к вам в паспорт.
– Как ведет себя австралиец?
– Везде и всюду ходит с пивной банкой в руке.
– Понял.
– Вы можете услышать, как вам кричат "Льен Хо" – особенно в сельских районах, где нечасто встречается белый. Это значит "иностранец" и ничего более, хотя точный перевод – Советский Союз.
– Тоже слышал краем уха.
– Хорошо. Когда с семьдесят пятого и до восьмидесятых годов здесь присутствовали русские, других иностранцев не было и выражение "Льен Хо" обозначало всех белых. Так что в их устах оно не оскорбительно – русские были их союзниками. А на юге одно время носило негативный характер, поскольку южане ненавидели советских военных и гражданских советников. Но теперь то же значит "человек с Запада". Следите за мной?
– Стараюсь. На юге я американец, на севере – австралиец. Но люди будут звать меня советским.
– Не смущайтесь. Это значит – человек с Запада.
– А почему бы мне не заделаться новозеландцем, британцем или, скажем, канадцем?
– Не знаю. Попробуйте. Хорошо, вернемся к северу – там люди не столь материалистичны, как на юге.
– Это хорошо.
– Нет, плохо. Они истинно красные и не так подкупны, как здесь. Возможно, это философский или политический момент, но еще от того, что там не так много товаров, так что американские деньги отнюдь не божество. Не рассчитывайте, что сунете полицейскому десятку и он закроет глаза. Уразумели?
– А как насчет двадцатки?
Сьюзан внезапно села.
– Через неделю моя контора закрывается на праздники. И на этой дел тоже мало. Не откажетесь от моего общества?
Я тоже сел.
– Я люблю путешествовать, – продолжала она. – А в этом году почти не выезжала из Сайгона. Было бы интересно посмотреть вместе с ветераном связанные с войной места.
– Спасибо, но...
– Вам потребуется переводчик. В провинции по-английски почти не говорят. А я не прочь передохнуть от работы.
– Есть много других мест, куда можно поехать. Зима в Беркшире – милое дело.
– Я всегда во время отпуска уезжаю из Вьетнама, но теперь с удовольствием прокачусь по стране.
– Билл будет рад составить вам компанию.
– Он не любит Вьетнам. Его не вытащить из Сайгона.
– Но вполне может сделать исключение, если отправится в погоню за нами.
Сьюзан рассмеялась:
– Мы поедем как друзья. Так бывает сплошь и рядом. Я вам доверяю – вы работаете на правительство.