Сьюзан поколебалась, но задала вопрос.
– Он говорит, не часто – заходят в бухту примерно раз в месяц.
– А американские?
– В последнее время чаще. А почему вы спрашиваете?
– Любопытство.
Капитан By показал, как пройти на нудистский пляж, и сказал по-английски:
– Вам там понравится.
Мы положили в сумку несколько банок колы и сказали ему, что вернемся на закате. Паренек хотел пойти с нами, но By вознамерился порыбачить и заставил его помогать.
Мы шли молча, немного стесняясь. Искупаться голым не бог весть какая штука, но если до этого не видел человека обнаженным, невольно чувствуешь смущение.
Через пятнадцать минут тропинка завернула за скалу, и в пятидесяти ярдах под стенкой пирамиды мы увидели красивую песчаную бухту. На берегу и в воде загорали примерно пятнадцать женщин – все обнаженные. Там были и мужчины. Но кому какое дело до мужчин?
Мы со Сьюзан на мгновение застыли.
– А у меня правильная информация об этом месте, – заметила она.
– Кто вам рассказал? – спросил я.
– Один соотечественник в Сайгоне. Я думала, что он шутит. Переспросила у портье, и он сказал: да, все так, хотя купаться голыми запрещено. – Сьюзан обвела взглядом скалы, небо, пляж, лазурную воду и деревья на береговой линии. – Как красиво!
Мы спустились по песчаной тропинке к купальщикам. Все они были белые, кроме одной молодой вьетнамской пары.
Пляж был не длиннее пятидесяти метров и столько же в ширину. Вокруг поднимались амфитеатром скалы и скрывали его от посторонних глаз. Только сборщики гнезд могли бросить взгляд на песчаную полоску.
Мы со Сьюзан выбрали плоский камень и положили на него сумку.
Ближайшая пара лежала на одеялах в двадцати футах от нас лицами вверх.
– Пора искупаться, – предложил я, сбросил шорты и скинул с ног хошимины. Сьюзан тоже разделась и положила вещи на камень. Я снял купальные трусы, а она – бикини и лифчик и положила в сумку.
Мы немного постояли, абсолютно голые, и чувствовали себя при этом совершенно нормально.
Бикини Сьюзан ненадолго задержалось в моем воображении, однако воображение оказалось неготовым к тому, что я увидел – настолько она оказалась хорошо сложенной для своего купальника.
Мы пересекли пляж и подошли к воде. Я заметил, что возраст женщин колебался от двадцати до пятидесяти лет, но не увидел ни одного некрасивого тела. Я подумал, не включить ли мне этот феномен в отчет о выполнении задания.
Мы стояли у кромки воды, и прибой омывал нам ноги. Солнце висело прямо перед нами за холмами Нячанга в каких-то двадцати километрах. На поверхности сверкали солнечные блики, в воздухе носились чайки.
Мы просто стояли и впитывали все, что видели – природу во всей ее красоте и окружающих нас незнакомцев, всех, как и мы, голых, о чьем положении в мире никто не знал и оно в этот солнечный день никого не интересовало.
Из моря вышла очень привлекательная женщина лет сорока и, смахивая воду с лица, пошла нам навстречу.
– Хорошая температура, – произнесла она по-английски с акцентом. – Ни одной медузы. Совершенно безопасно.
– Спасибо, – ответила Сьюзан.
– Американцы?
– Да.
– Здесь не много американцев. В основном европейцы и австралийцы. Я из Швеции.
Даже нагишом мы выглядели американцами. Может, благодаря моему обрезанию?
Мы болтали с милой дамой, когда к нам присоединился ее муж и мы обсудили гостиницы, где остановились, рестораны, Нячанг и Вьетнам в целом. Забавно, через несколько минут нагота как-то забылась. Ну, если не забылась, то я научился не стрелять глазами.
– Можно вас спросить, – начал мужчина, – вы здесь были во время войны?
– Был, – ответил я.
– И как находите теперь?
– Мирно. Спокойно.
– Война – это так ужасно.
– Я знаю.
Он обвел рукой небо и море:
– Весь мир должен быть таким.
– Он таким и был, – отозвался я. – Эдемский сад. Мы его просвистели.
Супруги рассмеялись.
– Приятного времяпрепровождения, – пожелала нам женщина. И они ушли.
– Милые люди, – сказала Сьюзан.
– Ты милее, – ответил я.
Она расплылась в улыбке.
Мы нырнули, поплавали вдоль берега, исследовали каменистые склоны. Есть что-то своеобразное в купании нагишом. А пробыв в воде с полчаса, снова поплыли к берегу.
Долго шли по дну, пока не оказались в воде по грудь. Я положил ей руки на плечи. Мы смотрели друг на друга. Ладони скользнули вниз на ягодицы, я притянул ее к себе и почувствовал, как мой пенис прижался к волосам на мыске между ее ног.
Сьюзан отстранилась.
– Пойдемте полежим на песке.
– Идите, – ответил я. – А мне требуется некоторое время, чтобы опустить перископ.
Она улыбнулась, повернулась и вышла из воды.
Я смотрел, как она шла по песку, – красивая походка. Остановилась перемолвиться с вьетнамской парой. Вьетнамцы сидели на камне под деревом, улыбались в ответ и кивали.
Перископ опущен – можно идти к Сьюзан, которая успела растянуться на песке, подложив под голову сумку.
Я встал рядом на колени, она подняла на меня глаза. Перевернулась на живот и подала тюбик с кремом для загара.
– Намажьте спину.
Я разлил лосьон ей на кожу и начал втирать, массируя плечи, спину, ягодицы и бедра.
– У-у-у... как приятно, – промурлыкала Сьюзан. – Теперь давайте я.
Я лег на живот, а она села верхом на мои ягодицы и принялась втирать мне в спину лосьон.
– Хотите поснимать?
– Не очень удачная мысль, – отозвался я.
– А мне бы хотелось сделать снимки в память о сегодняшнем дне. Вот что я придумала: попросим кого-нибудь сфотографировать нас вместе, а лица закроем.
Сьюзан встала и направилась к вьетнамцам. Юноша вернулся вместе с ней, а девушка, видимо, постеснялась и осталась на камне под деревом.
– Это мистер Хан, – представила мне Сьюзан вьетнамца. Я встал и обменялся с ним рукопожатием. Она дала ему фотоаппарат. Мы обнялись, а свободными руками закрыли лица. Хану это показалось смешным и, нажимая на спуск, он хихикнул. Для следующего кадра мы закрыли руками друг другу гениталии. Глуповато. Эксцентрично. Но я все-таки из Южного Бостона.
Мы поблагодарили Хана, и тот вернулся к своей подруге.
– Будешь проявлять в Сайгоне? – спросил я Сьюзан.
– Нет. Здесь не проявляют пленки, где сняты голые люди. А если проявляют, то на следующий день об этом будет знать весь Сайгон. Пошлю своей сестре в Бостон. Нормально?
– Конечно. Если я с ней когда-нибудь познакомлюсь, будет о чем поговорить.
Сьюзан рассмеялась.
Мы сели на песок, скрестили ноги и открыли по банке колы.
– А что ты скажешь своей сестре об этих снимках?
– Скажу, что встретила замечательного человека, который приехал сюда по делу, и мы провели несколько прекрасных дней в Сайгоне и в Нячанге. Потом он улетел в Виргинию, и я по нему скучаю.
Я не знал, что ответить, но наконец произнес:
– Уж слишком все запутано.
Сьюзан кивнула. Солнце зашло за горы Нячанга, и в убывающем свете дня на фоне темнеющего неба отчетливо выделялся силуэт берега. Вода тоже потемнела и больше не искрилась бликами. В сумерках в сторону Нячанга потянулся целый флот красно-синих рыбацких лодок. Я оглянулся: люди одевались и собирались уходить.
Я мог назвать множество мест неподалеку отсюда, где был на волосок от смерти. И если бы мне не повезло, я не дожил бы до сегодняшнего дня и не приехал бы сюда с этой женщиной. И не увидел бы мирным Вьетнам. Если те, кто здесь погиб, попали на небеса, они увидели небеса именно такими.
Мы оделись и направились обратно, к своей лодке.
В Нячанг мы вернулись уже затемно. Я расплатился с капитаном By, дал щедрые чаевые и прибавил пятерку для Мина в качестве компенсации за то, что он не посмотрел нудистский пляж.
У причала поджидало несколько такси. Мы сели в машину и велели шоферу ехать в гостиницу.
Там поднялись в номер Сьюзан, открыли окно и впустили в комнату морской бриз.
Она выключила лампу и зажгла купленную на рынке свечу. Я откупорил бутылку рисового вина, и мы разлили напиток в пластмассовые кружки. Чокнулись и выпили. Из кафе по другую сторону шоссе доносилась музыка – "Блуберри-хилл" Фэтс Домино. Я бы предпочел что-нибудь иное, но мой сидюшный проигрыватель остался в Виргинии.