- Для чего ты в таком костюме? - спросил я.
- Это под доспехи, - сказал Валерка.
- У вас война?
- Смута, - ответил он и вздохнул.
Потом он доверчиво глянул на меня и сказал:
- Я бы не позвал тебя, но я очень боюсь за Василька.
- За кого? - удивился я.
- За брата. Ты не помнишь?
«Не помнишь»! Надо же сказать такое!
- Помню, конечно. Просто… я не знал, что его так зовут.
- Это я его так зову, - тихонько сказал Валерка и смутился.
Мне очень хотелось спросить про Братика, но я не решался. Опасение, что все может исчезнуть, не оставляло меня. Исчезнуть от неосторожного шага, от лишнего слова…
Несколько минут мы шли молча. По солнцу и тишине. От центра на окраину, мимо деревянных домов, по улицам, на которых прошло мое детство. И вдруг я понял, куда ведет меня Валерка: к старой трехэтажной школе, где я когда-то учился.
Перед школой тоже было пусто. Блестели стекла, тень от кленов лежала на красных кирпичных стенах. Странно! Ведь говорили, что школу недавно оштукатурили… На квадратном кирпичном столбике, у самых ступеней, я заметил сделанную мелом надпись: «Машка - ведьма». Я сам это когда-то написал. Надо же, не стерлось до сих пор!
- Сколько сейчас тебе лет? - вдруг спросил Валерка.
Я остановился от неожиданности. Потом вспомнил Володьку. И, сам не зная почему, с мрачноватым юмором сказал:
- Двенадцать.
- Вот и хорошо, - серьезно откликнулся Валерка.
Мы вошли. По коридору гулко разнесся звук наших шагов - в пустых школах летом шаги всегда очень гулкие. Никого не встретив, мы подошли к спортивному залу. Валерка медленно отвел скрипучую дверь. В зале было пыльно и не прибрано. В беспорядке стояли и валялись, задрав «копыта», спортивные «кони» и «козлы». В затянутые сеткой высокие окна падали широкие лучи.
Мы пересекли зал и оказались у дверцы - она вела в комнатку, где хранились мячи, стойки для прыжков, кольца, спортивные маты. В эту же каморку наш физрук Василий Антонович отправлял иногда наиболее расходившихся на уроке мальчишек - «подумать и успокоить нервы». Нам нравилось сидеть в полумраке и развлекаться потихоньку случайно найденными интересными штуками: ракетками, гантелями, деревянными гранатами и плетеными мячиками для хоккея.
Однажды за старыми матами я отыскал заржавленную рапиру…
Сейчас за дверцей была не каморка, а длинный, освещенный пыльной лампочкой коридор. Маты сплошными штабелями лежали у кирпичных стен, их хватило бы на тысячу школ. Между ними оставался лишь узкий проход, да и то не совсем свободный: кое-где почти до пола свешивались с потолка толстые канаты и рваные волейбольные сетки. Конец коридора терялся в сумраке.
- Надо пробираться, - сказал Валерка.
- Давай.
Он скользнул вперед. Я прикрыл за собой дверь и двинулся следом…
Мы шли удивительно долго. В пыли и полутьме. Редкие лампочки лишь едва светились в паутине. Веревки и обрывки сеток цеплялись за руки и за ноги, а особенно - за Валеркин налокотник. Один раз оказалось, что тяжелые кожаные маты почти завалили проход, и пришлось пробираться под ними ползком.
Когда мне стало казаться, что мы провели в этом коридоре полжизни, он уперся в стену из очень крупных и неровных кирпичей. Здесь было попросторнее и горела лампочка поярче.
В стене был узкий неровный пролом.
- Пришли, - прошептал Валерка. - Сейчас пролезем - и все.
- Мне не пролезть, - уверенно сказал я,
Дыра выглядела слишком маленькой.
Валерка улыбнулся;
- Пролезешь.
И вдруг я понял, что он прав. Лаз в стене был в самую пору для моих мальчишечьих плеч!
Я снова стал мальчишкой! Словно и не кончался тот странный сон про лунный дом в Северо-Подольске и про часы с деревянными рыцарями.
Снова были на мне легонькие разношенные кеды, выцветшие до белизны шортики, слегка распоротые у кармана, и рубашка в серо-зеленую клетку. Старенькая мальчишечья рубашка с висящей на нитке пуговкой у ворота и закатанными по локоть рукавами.
Я рассказываю об этом долго, а радостное сознание, что мне, в самом деле, двенадцать лет, пришло тогда в одну секунду. Я глубоко вздохнул и засмеялся. Во всем теле была упругая легкость.
Валерка нетерпеливо смотрел на меня - уже не снизу вверх: мы теперь опять были одного роста.
- Лезь за мной, - сказал он. Это был не приказ, а торопливая просьба.
Он легко нырнул в пролом, звякнув о кирпичи налокотником. Я сразу сунулся за ним. В нос ударил едкий запах влажной извести, щербатый кирпичный край оцарапал ногу.
Я увидел, что Валерка прыгнул глубоко вниз: пол в комнате, куда он попал, был гораздо ниже, чем пол в коридоре.