- А вы знаете, что прорвет, и ждете, как кролики! Надо чинить дамбы, а не резню устраивать!
- Резня… Такое время. Даже Канцлер бессилен…
- Гад ваш Канцлер, - сказал я. - А вы…
Я начал его ненавидеть. За дурацкую упрямую покорность, за беспомощность, за то, что не может помочь Братику… За то, что стены в его комнате из такого же камня, как Стена!
- Вы врете! - сказал я. - Вы не понимаете! А если до наводнения вы свалитесь с лестницы? Или подавитесь косточкой от сливы? Или этот дурацкий скелет грохнется вниз и пробьет вам голову? Тогда к чертям полетят все предсказания! Тогда все посыплется, как домик из спичек!
Он покорно кивнул:
- Посыпалось бы… Но не посыплется. Потому что никто не может разбить предначертание. То, что должно случиться, уже случилось в будущем, и никто не в силах это изменить.
Братик сзади чуть слышно забормотал. Я оглянулся. Валерка лежал головой на ногах у Братика, а в руке держал его ладошку.
Я не мог смотреть на это, опустил глаза. На полу, у постели, валялась моя рапира.
Я медленно повернулся к Мастеру.
- Никто не может изменить пред… начертанье, - хрипловато повторил я. - Да? А если…
Он понял. Он выпрямился. На щетинистом подбородке у него блестела капля молочного киселя. И все-таки он был не противный, а даже красивый, только совсем древний.
- Сделай это, Светлый Рыцарь, - негромко сказал он. - Я пробовал сам, я не сумел… Убей, если можешь.
Я не мог. Но теперь я отчетливо знал, как поступить.
- Валерка! - громко позвал я.
Он поднял мокрое лицо.
- Ничего, - сказал я. - Ты не думай, что все… Ты же звал меня не зря. До полуночи есть время. - И поднял рапиру.
Он смотрел на меня с надеждой. Ни до этого, ни после я не видел глаз, в которых была бы такая отчаянная надежда.
15
Я шел по пустым голубым улицам и неотрывно смотрел на самую большую башню. Там, высоко над крышами, светилось оранжевое квадратное окно - недремлющее око Отца и Защитника Города и всех степей и гор до самого Океана.
«Защитник»… А кто защитил Братика? И того мальчишку-факельщика, сбитого кулаком бородатого солдафона? И того паренька, убитого железной стрелой?
Где ты был, Га Ихигнор Тас-ута, Великий Канцлер, когда шесть барабанщиков легли у Стены? За что они погибли? Кто этого хотел?
Я ничем не могу помочь тем шестерым. Не могу их вернуть, тут бессильна любая сказка. Только фонарики горят… То слабее, то ярче… Фонарики…
Не знал я этих ребят, но мне кажется почему-то, что все они были похожи на Володьку. На моего Володьку, который сейчас далеко-далеко от меня - за сотни лет и неизвестно за сколько километров. Может быть, и не были похожи, но мне кажется… как он сползает по стене и валится вниз лицом… Или это Братик?.. Фонарики…
Не хочу, чтобы горел еще один!
Не хочу!!
…Думаете, я стискивал кулаки или плакал? Нет, я спокойно шел через площади и мосты. По крайней мере, внешне был спокойным. Все отчаянье и тоска, весь страх за Братика свернулись во мне в тугую пружину и превратились в решимость. У входа в башню Канцлера чадили факелы и толпились гвардейцы. Видимо, я держался вполне уверенно - они посмотрели вслед и даже не окликнули, когда я вошел внутрь.
Я оказался в мраморном вестибюле. Здесь тоже были гвардейцы, а у лестницы стоял офицер с лиловой перевязью.
- Великий Канцлер ожидает меня, - решительно сказал я.
Офицер удивленно поднял брови и посторонился.
Может быть, эти гвардейцы ничего не знали про меня, а может быть, знали, но думали, что я не опасен для Канцлера. В самом деле: что такое забияка-мальчишка для могучего правителя, которому суждено жить до Эры Второго Рассвета?
Я стал подниматься по светлой лестнице, звеня рапирой о ступени.
«Светлый Рыцарь… Мастер клинка», - запоздало заговорили сзади. Но никто не пошел следом.
Лестница была очень длинной. Наконец она привела меня к высокой двери из простых темных досок. Я потянул медную скобу. Дверь отошла бесшумно, я шагнул через порог и прикрыл ее за собой.
В просторной комнате горела, как звездочка, лишь одна свеча, но было светло: в окна падали яркие голубые лучи. Окна были узкие и высокие. Видимо, квадратное окно находилось выше и светилось просто так.
В глубине комнаты качнулась тяжелая портьера, и вышел на свет высокий костлявый человек. Он был в черном костюме (как у Валерки в первый день, только без налокотника). Я разглядел его лицо: очень узкое, с плотными губами и хрящеватым носом. Гладкие короткие волосы плотно прижимались к голове. Они были седые или выглядели такими из-за луны. Бровей почти не было, а круглые глаза напоминали глаза птицы.