Но этот был таким, как я ожидал.
— Вы — Канцлер? — сказал я.
Он не возмутился и не удивился. Улыбнулся. Странно выглядит лицо, которое старается казаться добрым, хотя не приспособлено к этому.
— Да, я Канцлер. — Голос у него был сипловатый, но громкий. — А вы — Светлый Рыцарь, друг нашего славного Трубача...
Знает! Тем лучше.
Я переглотнул и спросил:
— У вас есть шпага?
Глупый был вопрос. На стенах в лунном свете блестело множество разных клинков.
Канцлер, все улыбаясь, спросил:
— Мастеру клинка понадобилось новое оружие? После того, как он потрепал в схватках стольких доблестных гвардейцев...
— Оно понадобилось вам, — перебил я. — Возьмите шпагу, Канцлер.
— Зачем? — весело удивился он.
— Чтобы защищаться... Я вас убью.
Что-то дрогнуло у него в лице. Но улыбка не сошла. Он качнулся вперед, словно стараясь разглядеть меня получше. И, увидев, что я не шучу, снисходительно объяснил:
— Меня нельзя убить. В. Книгах сказано, что...
— Плевал я на ваши книги! Они меня не касаются, я не ваш! '
Он опять качнулся вперед. Перестал улыбаться и скрестил руки.
— Да... — произнес он. — Книги говорят и об этом... К сожалению, старый язык тяжел и не всегда ясен. Мы не поняли, нам казалось, что ты объявишься среди барабанщиков...
— Вот как... — тихо сказал я. — И потому была Стена?
Он отшатнулся.
— Опомнись, Рыцарь... — Это прозвучало вроде бы искренне. Но в глазах его скользнула боязнь, и теперь я знал точно: лжет Кайцлер.
— Возьмите шпагу, — почти шепотом произнес я. —
Возьмите шпагу или... как там у вас?.. Клянусь Огнем, я вас убью безоружного. ,
— Убить того, кто не защищается, — невелика честь.
х — Те шестеро... — сбивчиво сказал я, — у Стены... Они защищались?
— Опомнись... — опять начал он, но вдруг замолчал, нехотя шагнул к простенку и снял блестящий тонкий палаш. Сбросил на пол куртку.
— Я — лучший фехтовальщик в Городе, — сказал он без хвастовства и даже как-то грустно.
— И прекрасно.
Он чцркнул по воздуху и срубил несколько кистей у портьеры. Кисти мягко стукнули об пол.
— Прямо кино, — сказал я.
— Не понимаю...
— Естественно.
— Сколько вам лет, Рыцарь?
— Двенадцать;
— Это неправда.
— Правда. Мне всегда было и будет двенадцать.
— Было... Но не будет, если ты сейчас не уйдешь, — возразил он с неожиданной злобой.
— Я не уйду. Может, начнем? Мне некогда. У меня из-за вас... умирает братик.
Я впервые так сказал — «братик». Не с большой буквы, а как о собственном братишке. Мгновенная режущая тоска ударила по сердцу. Чего я жду?
И я напал на Канцлера.
Он дрался здорово! Куда там его увальням-гвардейцам! К тому же он был просто здоровее, сильнее меня в десять раз. А у меня сразу отклеился от раны целебный лист, и по боку опять потекло. Ну, черт с ним! Лишь бы не помешали.
Да, Канцлер здорово дрался. Сперва я даже подумал, что все, крышка. Но он давил меня лишь за счет быстроты и силы. Техника его была бедновата, и, наконец, в контратаке я здорово поранил ему правую руку.
— Что насчет этого говорят Книги? — спросил я, стараясь отдышаться.
Он быстро переложил клинок в левую руку. Я тоже — мне было все равно.
— Меня можно только ранить, — свистящим голосом сказал Канцлер. — Только ранить. Понял?
Он как-то сразу и сильно устал. Я тоже, но он больше. Я прижал его к стене напротив окон. Он стоял на свету — сутулый, с полуопущенным палашом и шумно дышал открытым ртом. Я не мог убить его, он был беспомощен. В схватке, сгоряча — другое дело. А сейчас...
А Братик? Я вспомнил его спекшиеся губы. И отчаянный взгляд Валерки... И опять — фонарики у Стены. Такие спокойные, будто просто так горят...
— Зачем тебе убивать меня? — спросил Канцлер.
— Чтобы разрушить ваше подлое «Предначертанное будущее». Чтобы братик мой жил!
— Разве я виноват? Не я писал Книги! ^
— Ты не писал! Ты только учишь жить по ним! Пускай люди режут друг друга! Пускай мальчишек убивают, как кроликов! Жестяной фонарик — не велик расход для казны! Да, Канцлер?
Он, не отрывая от меня взгляда, медленно скользил вдоль стены — к двери. К спасительной двери!
Я прыгнул и загородил выход. Он спиной оттолкнулся от стены.
— Ты глупец, — медленно сказал он. — Один мальчишка не может изменить мир.
— Это ты дурак, — сказал я. — Разве я один? Я один из многих. Знаешь, сколько дралось сегодня в Цепной башне? Тебя скоро все равно прихлопнули бы, Канцлер. Просто мне надо успеть до полуночи.