Настала пора прыгать через костёр. Сцепили руки Иван да Марья крепко-крепко, да и скакнули, когда их черёд настал. Так и не разделились пальцы влюблённых.
— Ну что, спокойна теперь за нас, ладушка? — спросил Иван, нежно обнимая возлюбленную.
— Да вроде бы, Ванечка. Всё ж вот не ведаю, как матери с отцом сказать про нас.
— А и не говори ничего. Вещи только собери свои. Завтра на нашем месте у реки повстречаемся в полдень, в дом родительский поведу. Чего время-то тянуть, скоро маленького от народа не укрыть будет, — нежно погладил он возлюбленную по едва наметившемуся животу.
Догуляв до самого рассвета, молодёжь стала расходиться по домам.
Марья, как и велел парень, прокравшись в избу, стала тихонько складывать в мешок вещи, отрезы тканей. Брала только самое необходимое. Всё равно ж платья скоро не впору станут, а там она смастерит себе новые, благо матушка всему обучила, да и руки откуда надо растут.
Отца дома не было, дежурил на полях в ночную. А там хоть праздник, хоть не праздник — всё одно кому-то сторожевать надо. Когда явится, поест да спать завалится и не заметит, как Марья со двора с тюком уйдёт. А чтобы матушка случаем не приглядела мешок с вещами, девица его в сарай спрятала.
***
— Вот ты где, дрянь! — Анисий влетел в избу, сжимая в кулачище хлыст. — Убью суку гулящую!
Марья, накрывавшая стол к завтраку, вмиг бросила хлопоты и вжалась в угол комнаты ни жива ни мертва. Оцепенела так, что ни слезинки проронить, ни слова сказать от страха невмочь. Отец её завсегда имел крутой нрав и руку тяжёлую.
Замахнулся Анисий было на дочь, но Дарья прикрыла её собой. В тот же момент беспощадный удар со свистом рассёк воздух и обжёг спину. Крупная баба небывало тонко всхлипнула, будто ребёнок, и, не удержавшись на ногах, рухнула на пол, словно приговорённая косой молодая хлипкая трава. Головой ударилась о лавку, да и смолкла.
— Э… мать… подымайся! — опустился Анисий на колени перед женой. — Ну ты чего, Дарьюшка, а? Холодно на полу-то. Помёрзнешь, захвораешь не дай бог.
Он неуклюже попытался поднять Дарью и на лавку усадить. По грубому, вспаханному бороздками морщин лицу текли совсем не мужичьи слёзы.
Глядя на остекленевшие глаза родительницы и струйку крови, стекавшую из уголка рта, Марья вмиг всё поняла. Матушку-то не спасти уже, бежать надо на условленное место, там Ивана ждать, да уговорить его из треклятого села уехать куда подальше. Не даст отец им жизни тут, изведёт. Грех хоть на его душе, а Анисий им его не простит — уж знала Марья родителя нрав. Бочком-бочком, по стенке девица тихо прошелестела к двери и выскочила из избы.
Встречались влюбленные у реки, где стояла старая сосна с раскроенным грозой стволом. От изуродованного дерева надо было пройти ещё чуть сквозь высокие заросли камыша. Место было тайное, сельчане туда не захаживали, потому как нужно было знать, куда наступать, дабы в топи ногой не завязнуть.
Марья бежала вдоль берега, как вдруг навстречу ей невесть откуда Настасья выскочила. И лица на ней нет! Слёзы рукавом рубахи утирает. Бросилась к ней Марья, хоть и сама была не в себе после случившегося. Настасья пала перед девицей на колени, обняла за ноги и ещё пуще зарыдала.
— Что такое, Настенька? Ну, подымайся, ты чего?
— Прости ты меня, Марьюшка! Грешное дело я сотворила. Погубила Ивана твоего.
Тут и Марья сама не удержалась на ногах и на землю осела.
— Как? Что ты такое говоришь? — прошептала она, потому как голос вмиг потеряла.
— Да позавидовала я вашему счастью с Иваном, самой мне он люб был. Ну и рассказала утром отцу твоему про вас да про то, что ты понесла. Анисий меня за шкирку взял и выпытал, где у вас место для встреч. Я однажды за тобой проследила и узнала, что тут оно. Отец твой сюда побёг. Я за ним ринулась. Иван… Иван… — и снова зарыдала.
— Где, где мой Ванечка? — вырвалась Марья сама не своя из рук Настасьи и побежала к старой сосне.
Там на бережку увидела только обувку возлюбленного, подхватила её и прижала к груди, которая ходуном ходила — вот-вот, казалось, разбитое сердечко наружу выпрыгнет.
— Потопил Анисий Ивана. Как кутёнка потопил, — всхлипывала Настасья за спиной подруги. — Ничего я не сделала, дура, забоялась, что он и меня того… Нет мне прощения! Коли проклянёшь, права будешь, заслужила я.
Но Марья уже не слышала. Так и не отпуская последнее, что у неё от Ивана осталось, вошла в реку. Дальше и дальше заходила, пока совсем с головой вода её не накрыла.
Вот так и сбылось желание Марьи быть с Иваном навечно, чтоб никто и никогда их не разлучил. А уж на этом свете или на том влюбленных неразлучными сделать, чёрту без разницы. Рогатый с копытами откуп взял, какой ему захотелось, да и был таков.