— Ах ты ж! — Юля развернулась и со всей силы махнула крапивой позади себя.
— Ай! Ты чего, совсем дурная?
В свете фонарика Юля увидела девочку, чертами лица похожую на бабушку Тарусю.
— Уф! Ты чего пугаешь? — возмутилась Юля. — Ты кто вообще?
Девочка теребила толстую косу:
— Хотела до машины довести.
Она опустила голову. Но Юля успела рассмотреть необычный цвет глаз: васильковый. Как фотограф, она всегда ловила красивые моменты.
— Бабушка послала? — ласково спросила Юля.
Девчонка подняла голову, хихикнула и потянула Юлю за руку:
— Пошли, — она отбросила крапиву в сторону и отвела Юлю к соседнему дому под фонарь.
— Смотри и слушай, — девчонка перебросила русую косу с одного плеча на другое.
Шарк! Шлёп! Звучали тихие шаги в кусочке тьмы между двумя домами. Медленно шла русалья и улыбалась, выставляя вперёд острые, как иглы, зубы. Она остановилась ровно на середине дороги и позвала:
— Иду! Моя!
На улице в эту минуту никого не было, так что русалья спокойно нырнула во двор бабки Таруси и сразу же выскочила:
— Тварина! Но я подожду, — юркнула обратно во двор Юлиного дома. — Не уйдёшь! Найду!
Юля стояла на месте и сжимала одной рукой ладошку девочки, а второй — оберег на шее. Он вдруг стал горячим, но не обжигал. Удивительным образом теплота успокаивала и дарила надежду, что всё будет хорошо.
— Ты не сможешь уехать на своей машине, — девчонка отпустила Юлину руку и показала в сторону луга. — Пошли венок сплетём и прыгнем через костёр. Утром русалья уйдёт — и ты свободна.
— Юля ущипнула себя и вздохнула. Плик! Плик! Она посмотрела на телефон — оставалось шесть процентов зарядки.
— Так кто ты? Почему я должна верить?
— Я Тайя. Сама решай: верить или нет.
Юля покрутила головой: свой тёмный двор с машиной за воротами, калитка старушки и луг с голосами и песнями. Выбор так себе.
— Ладно, показывай дорогу.
— Тайя взяла её за руку и повела к костру на звук песен. Мимо пробежали стайкой девочки-подростки, а следом за ними парни, громко переговариваясь между собой. Юля выдохнула. Но сзади слышалось тихое: «Шлёп! Шарк!» Тайя обернулась и бросила сзади берёзовую ветку, которая из ниоткуда появилась в руке.
— Дрянь! Она моя! — раздалось шипение.
Юля обернулась, но никого не увидела. Она передёрнула плечами и ускорила шаг.
Тайя привела Юлю на луг, но не к костру, а к окраине леса, под берёзу.
— Эй! Мы так не договаривались, — возмутилась Юля.
— Да-а, — засмеялась девочка. — Давай венок плести научу.
— Я не хочу венок. Я вообще ничего не хочу, кроме утра и маму найти.
— Мамы нет, смирись. Тебе нельзя уходить! Погибнешь. Русалья за нами шла, во-о-он она сидит, — Тайя рукой показала на три метра в глубь леса, за куст.
Юля сначала ничего не увидела, но приглядевшись, заметила: зелёные волосы, которые мимикрировали под кусты; перепончатые руки, которые лежали на земле и тянулись ближе к окраине леса; белые зубы, которые стучали друг о друга; белую слюну, которая капала иногда на землю. Юля села на траву и снова взяла в руку тёплый оберег.
— Не бойся, русалья тебя не тронет здесь. А вот в лесу — да.
Тайя сорвала с берёзы семь веточек и стала крутить венок. Она показывала и рассказывала как нужно, смеялась, а Юля слушала и не слышала. Она вспоминала прошлый праздник. Мама звала дочку с собой в деревню, но где там, это же «фу, деревня». Юля всегда любила город. Большие дома, много людей, техника. У неё даже выставка фотографий была на тему «Романтика города». Мама уехала, ничего не сказала, а Юля опомнилась только через три дня. Приехала в деревню, а дом открыт и мамы нет. Она приходила только во снах и просила не искать. Мама говорила, что любит её и всегда будет рядом.
— Венок готов. Запомнила? — голос девочки вернул к реальности Юлю.
— Ага, пошли ко всем.
Юля надела венок и пошла к молодёжи около костра.
Горела Купала, горела,
Купала на Ивана.
А я, молода, тушила,
Решетом воду носила.
Девушки взяли её в свой маленький хоровод. Он двигался по часовой стрелке внутри большого мужского хоровода, который бежал против неё. Юля не знала слов и словно связанная пленница, неслась вместе со всеми. Девушка почувствовала, что ей становится жарко и спокойно. Как будто что-то вливается в неё, как в пустой сосуд молоко, и наполняет жизнью. Песня закончилась, и все разомкнули руки.