Ткань сарафанов была полупрозрачной, за ним легко угадывались стройные силуэты танцовщиц. К удивлению Мадины, ни на одной из них не оказалось нижнего белья, всё просвечивало сквозь ткань.
У каждой на платье был вышит узор, спускающийся от самой груди к ногам. Он же был вышит по всему подолу. Но узоры отличались: у одной были вышиты алые маки, у другой — быстроногие олени, у третьей — свободолюбивые ласточки. Волосы тоже отличались цветом, наличием или отсутствием кудрей.
Девушки с радостью взирали на Мадину и улыбались, словно давно ждали встречи с ней и наконец дождались. Одна из девушек — рыжеволосая, с глазами цвета меди и вышитыми на платье лебедями — вышла вперёд и… поклонилась. Мадина, и без того изумлённо изучающая их, обомлела. При этом остальные девушки отошли на приличное расстояние, сбились кучкой и начали перешёптываться друг с другом.
— Сестра, родная! — проговорила рыжеволосая. — Как мы рады, что ты пришла на наш зов. Нам так не хватало тебя.
— Простите, — хриплым голосом сказала Мадина. — Но я ничего не понимаю! У меня никогда не было сестёр. Я вас не знаю. И что значит — пришла на зов? Почему я?
Рыжеволосая улыбнулась.
— Конечно, ты можешь не помнить нас. Не все из нас помнят свои прошлые жизни.
— Прошлые жизни? — Мадина почувствовала, как тело охватил озноб. Только бы не простудиться… Хотя то, что она ощутила, не было похоже на начало болезни. Скорее, это было предчувствие. И далеко не приятное.
— Я Лыбедь, — рыжеволосая вновь поклонилась. — Однажды мы все были сёстрами. Очень давно… Теперь же, спустя круговерть веков и жизней, мы вновь можем объединиться.
— Объединиться… — словно в бреду произнесла Мадина. — Но я… совсем непохожа на всех вас! У вас явно европейские, точнее, славянские корни. Я же — татарка! И имя моё арабское, означает «золотой город».
— Одно из имён, — поправила Лыбедь. — У нас у всех накопилось с десяток имён. Но первоначально матушка нарекла тебя Заряной — «озарённая». Однако с именами разберёмся позже, — сказала она, видя изумление Мадины-Заряны. — Ночь коротка, нужно поторопиться. Наше счастье, что она лишь началась. Судя по твоей вышивке, ты можешь говорить с лисицами…
— О чём ты? — Мадина начала уставать от изумления.
— Вышивка на твоём платье, — кивком показала Лыбедь. — У тебя вышиты лисицы.
— Что? — Мадина опустила взгляд и только теперь заметила, что одета так же, как остальные. Только у неё по подолу бежали друг за дружкой огненно-красные и бурые лисички. — Но как? — поразилась она.
— Вода. — Лыбедь указала на кувшин, который стоял у ног Мадины. — Это зачарованная вода. Если бы ты не выпила её, мы никогда бы тебя не увидели. Она же и открыла твою сущность.
Казалось, удивляться уже дальше некуда. Ан нет! Мадина даже рот приоткрыла, переваривая известие. Вода — это всегда вода! Никогда Мадина не представляла, чтобы та обладала какими-то неизвестными науке свойствами. Во всякую заряженную воду не верила…
— Слушай меня внимательно, сестра, — вновь заговорила Лыбедь уже без улыбки. — Сегодня самая волшебная ночь в году — Купальская. Ночь, когда распускается волшебный цвет папоротника. Знаешь?
Мадина неуверенно кивнула. Конечно, где-то читала о таком. Она вообще любила фэнтези. Но считала всё сказкой, не принимая на веру. А тут либо она с ума сошла, либо чудеса взаправду бывают…
— И мы должны найти его до рассвета.
— Зачем? — уточнила Мадина.
На это Лыбедь только улыбнулась. Очень печально.
— Всему своё время. Когда отыщется заветный цветок, тогда ты получишь ответы. И как вернуться домой — тоже, — она грустно усмехнулась. — Вот только, куда это — домой?
Лыбедь отступила на несколько шагов. Мадина насторожилась:
— Эй, ты что, решила оставить меня одну?
— У каждой из нас свой путь в поисках. К тому же у тебя теперь есть помощник, — ответила та и крутанулась на месте.
В тот же миг исчезло всё: Лыбедь, другие девушки, костёр, кувшин с колдовской водой.
— Постой! — вскричала Мадина в темноту ночи. Но лишь ветер вздохнул утомлённо. Впрочем, не так уж было и темно: красные лисицы на платье Мадины сияли рубиновым светом.
Решив уже ничему не удивляться, тем не менее произнесла вслух почти жалобно:
— И что же мне делать?
— Первым делом — сплести венок. Что это за мавка в Купалу да без венка? — раздался рядом чей-то бархатный голос. Мужской.
— Кто это? — испугалась отчего-то Мадина.
— Это я, Рычет, — из-за куста с невероятной грацией вышел — нет, выплыл — лис. Чёрно-бурой масти, с лоснящейся в рубиновом свете шерсти. — Готов помочь тебе, Заряна, в поисках, чем смогу, — он вежливо, но с лукавым взглядом склонил голову набок.