Внешне она казалась человеком без юмора, но он знал, что это не так. Любой из тех, с кем он разговаривал о ней, отмечал легкость и быстроту ее ума. Возможно, потеря мужа два года назад была причиной отсутствия радости в ее облике. А может, это был стресс из-за стремления выдать замуж младшую сестру во время лондонского межсезонья. В городе в это время года оставалось мало подходящих для этой цели мужчин, хотя никто не мог точно сказать, сколько из них толпилось вокруг мисс Баннинг.
Ни для кого не было секретом, что виконтесса очень жестко опекала сестру, вплоть до того, что тщательно отбирала тех, кто мог просто подойти и поболтать. Говорили, что со времени приезда в Лондон мисс Баннинг не единожды вслух протестовала против строгого сестринского попечения. Минни, как в соответствии с нынешней модой ее стали называть, любила привлекать внимание. И ей не нравилось, что сестра караулит каждый ее шаг.
Ему следует сейчас отправиться поискать себе другую порцию выпивки, а не встревать между двумя взвинченными женщинами. Очень удачная мысль.
Он повернулся и тотчас же заметил, как леди Дюмон наблюдает за ним с другого конца зала. Проклятое лондонское общество – стоя на одном его краю, можно увидеть другой. Бывшая любовница вопросительно приподняла бровь. Он понял ее немой вопрос: что, нервы сдали?
Нервы были ни при чем. У него железная выдержка, и леди Дюмон даже не представляла себе степень его самообладания. Хотя, конечно, могла, если бы сумела додуматься, кто украл те четыре полотна прямо у нее из-под носа. Он вспомнил об этом с веселой дерзостью.
Не важно, что сейчас думает леди Дюмон. Пусть считает, что он струсил. Постараться не стать объектом конфликта между сестрами – разве это не разумная идея?
Однако, несмотря на эту опасность, он продвигался в сторону двух женщин. Он направлялся туда совсем не из-за того, что леди Дюмон могла что-то сказать об этом или о нем самом. Просто ему так хотелось. Он решил пригласить ее на танец и был намерен получить ее согласие.
И конечно, ему хотелось, держа в объятиях, убедиться, что ее кожа такая же свежая вблизи, как и издалека. Несколько дней назад он увидел ее возле какого-то магазина на Бонд-стрит, разумеется, вместе с сестрой. Ее щеки горели на морозе, глаза светились радостью. Он не был единственным, кто приметил ее. Однако лишь на него она обратила внимание.
Она посмотрела на него так, словно увидела его насквозь и поняла его душу. Это потрясло его. Чувство беззащитности и уязвимости охватило все его существо. Даже сейчас при воспоминании о том, как они встретились глазами, у него замирало сердце.
Никому еще до сих пор не удавалось дать ему почувствовать свою незащищенность, даже тому мерзавцу, который додумался, как обмануть его. Ни Брам, ни отец были не в состоянии вызвать это чувство. А эта женщина сумела. Только незаурядная личность могла вытянуть из него такое странное ощущение. Чувство самосохранения диктовало ему: поверни назад, пока еще не поздно. Вероятно, из знакомства с ней не удастся выйти без потерь. Отвергни она его, пострадает его самолюбие. Но если он будет принят, под угрозой окажется больше, чем гордость.
О чем он, черт возьми, думает? А что у него есть еще, кроме его гордыни? Конечно, не его сердце. Этот пульсирующий кусок мяса не знает настоящей верности. Только кровные узы что-то еще значили для него. Никакая другая привязанность не длилась долго и не захватывала его целиком.
Его влечение, как всегда, ошибка, и несколько следующих минут докажут это. Она посмотрит на него, и ее взгляд будет обычным, как у всякой женщины. Он поймет, что в ней нет ничего особенного, и потеряет к ней интерес. А потом, без сомнения, напьется сильнее, чем хочется, и в результате отправится домой вместе с леди Дюмон.
Хорошая встряска прочистит ему мозги и избавит от всех этих глупостей.
Сестры смотрели, как он приближался. Их лица выражали удивление. При этом младшая выглядела более приветливой, чем старшая.
К счастью, если он что-либо вбил себе в голову, легкого недовольства было явно недостаточно, чтобы его остановить.
Он сделал общий поклон, улыбнувшись своей самой очаровательной улыбкой:
– Леди Осборн, мисс Баннинг, как приятно видеть вас вновь.
Младшая расцвела в ответ, продемонстрировав ямочки на щеках.
– Добрый вечер, мистер Райленд.
Старшая нахмурилась. В ее ясных миндалевидных глазах промелькнуло неудовольствие (или ему это показалось?).
– Здравствуйте, мистер Райленд. – Уинтроп бесстрашно продолжал:
– Я был бы счастлив, если бы смог обратиться… – Виконтесса остановила его на полуслове:
– Мне очень жаль, мистер Райленд, но карточка для танцев у моей сестры заполнена целиком.
Уинтроп медленно поднял брови. Однако младшая опередила его:
– Моя карточка совсем не заполнена. – Минерва выстрелила сердитым взглядом в сторону сестры.
Леди Осборн залилась румянцем. С раскрасневшимися щеками она была просто обворожительна.
– Минни, помолчи.
Младшая сестра тоже раскраснелась, ее глаза заблестели от возмущения.
– И не подумаю! Я не нуждаюсь, чтобы ты говорила за меня.
– Вы правы, мисс Баннинг, – встрял Уинтроп, сознательно подливая масла в огонь. – Никогда не надо позволять говорить вместо себя ни сестре, ни кому бы то ни было.
Господь знал, как бы ему не понравилось, если бы кто-то из его братьев вдруг вздумал решать за него. Он мог только представить себе, к каким последствиям это могло привести.
Виконтесса бросила на него взгляд, полный смятения и ярости. Это было бешенство, которое невозможно проигнорировать. Он даже предположить не мог, что она обладает таким мощным темпераментом. Обычно она казалась спокойной и уравновешенной.