Господи, как она устала и как ей грустно! Оскорблена, растоптана. Иллюзии ее разбиты.
– Еще полчаса назад я не смогла бы поверить, что ты можешь обворовать меня. Сейчас я понимаю, что ты способен на все, что угодно.
– Мойра, пожалуйста.
Нет, она больше не будет его слушать. Она уже давала ему возможность объяснить все, но он не сказал ничего заслуживающего доверия и прощения.
– Я поверила в тебя, Уинтроп. Я вручила тебе свою тайну, ты стал первым мужчиной в моей жизни, потому что мне казалось – ты никогда не причинишь мне боли. Ты нанес мне удар, какого я еще ни от кого не получала. Мои родители могли бы поучиться у тебя.
Он понял оскорбительный смысл сказанного, она видела это по его лицу.
– Я вернул тиару в сейф, потому что не хотел обманывать тебя. Если бы ты не проснулась, ты бы не узнала никогда и ни о чем.
Ах да, конечно. Ей стоило бы не просыпаться, чтобы оставаться в сладком неведении о его двуличии. У нее тут же родилась мысль.
– Скажи, ты собирался оставаться до утра? У тебя хватило бы наглости посмотреть мне в глаза после кражи, или ты предпочел бы ускользнуть так же тихо, как появился?
Он опять запустил руку в волосы. Она вспомнила этот шелк его прядей, текущий по ее пальцам.
– В этом не было бы нужды, ведь я решил не брать ее.
– А что ты собирался, Уинтроп? До того как внезапно поменял решение?
Зачем ей нужно это знать? Неужели боли, которую она сейчас испытывает, недостаточно?
Он не склонил головы. По крайней мере, ему хватило смелости смотреть ей в лицо, надо отдать ему должное.
– Я собирался остаться до утра.
Негодяй. Он вознамерился заползти к ней в постель снова, остаться в ней, возможно, даже заняться любовью во второй раз, а потом холодно отправиться с тиарой прочь из ее дома.
– Ты для меня загадка, – прошептала она, глотая слезы. – Думала, что понимаю тебя, но это не так.
Он уже стоял возле кровати, пламя свечи освещало мельчайшие подробности его опрокинутого лица.
– Мойра, ты знаешь меня лучше, чем кто-либо.
Он отличный актер. Если бы его предательство не превратило ее сердце в камень, она с легкостью поверила бы ему.
– Нет. Человек, которого я считала, что знаю, не смог бы так поступить без веских на то оснований.
– Я же сказал тебе причину. В опасности находится тот, кто мне небезразличен.
Да, он уже говорил это.
– Но ты не сказал мне, кто это. – Он сжал губы.
– И не скажу. Этому человеку не понравится, если тебе станет известно.
А как, интересно, этот невидимка узнает, если только Уинтроп не расскажет ему? Он не верит ей, что она может хранить секреты?
– Из всего этого я заключаю, что такого человека не существует.
Серьезные голубые глаза перехватили ее взгляд.
– Поверь мне.
Надежда, с которой он это произнес, могла бы показаться смехотворной, если бы от его слов не стало таять что-то в глубине ее души.
– И ты еще просишь меня об этом! Я доверяла тебе больше, чем ты того заслуживаешь.
Его лицо затвердело.
– Ты, наверное, думаешь, что я сейчас разнесу по Лондону новость, что твой брак – фикция?
– Я бы не удивилась. – А что, если и в самом деле? Она будет уничтожена. Странно, что в данный момент это ее словно бы и не касалось. Единственная вещь, вокруг которой она выстраивала свою жизнь в течение более чем десятка лет, перестала быть важной сейчас, когда она столкнулась лицом к лицу с возможностью ее воплощения в реальность.
– А ты? – Его губы снова скривились в усмешке. – Арестуешь меня утром?
Мысль о том, что его могут схватить, отозвалась болью, хотя она знала, что он заслуживает того.
– Было бы неплохо.
Он поставил свечу на столик рядом с кроватью и наклонился к ней, его лицо было всего в Дюйме от нее. Такое прекрасное и такое вероломное. Люцифер во плоти.
– Предлагаю сделку. Обещаю хранить твой секрет в обмен на твое слово не разглашать мой.
Ей стало горько. Она не собиралась тащить его к властям, кстати, к их обоюдной выгоде. Это, несомненно, было ее слабостью. Но в то же время она не понимала, как можно заявить на него, и при этом никто не догадается, что они были в интимных отношениях. Что бы он ни сделал, она не могла предать его. То, что он с такой готовностью начал шантажировать ее, лишь подтверждало, что он не тот, за кого она его принимала.
Недовольство, должно быть, отразилось на ее лице, потому что в его глазах появилось сожаление.
– Я прошу не за себя, Мойра. – Презрительная усмешка скривила ее губы.
– Позволь, я выскажу предположение. Ты просишь от имени той таинственной личности, которую обязан защитить.
– Да. Пострадает много людей, помимо тебя и меня, если хоть одно слово просочится отсюда.
Он был прав. Нужно было позаботиться и о других.
– Я обещаю, что не пророню ни слова, но не из-за тебя. Я забочусь об Октавии и Норте и об остальных членах твоей семьи.
Он отвернулся, но прежде она успела увидеть кое-что в его глазах. Может, он так, беспокоится о своей семье? Возможно, кому-то из его братьев нужна его защита?
Господи, только не надо снова начинать верить ему. Единственный человек, которому нужна защита, был сам Уинтроп Райленд.
– Благодарю, – пробормотал он.
– Нет, это я должна быть признательна тебе. – В его глазах стоял вопрос.
– Мне?
– Именно. – От холода в собственном голосе ее самое пробрало до костей. – По крайней мере, все раскрылось до того, как я полюбила тебя. Это было жестоко, даже для такого, как ты.
Ее передернуло. Он отшатнулся, словно она ударила его. Но никакой удар не принес бы ей такого удовлетворения, которое она ощутила, увидев явственную боль, написанную на его лице. Она тут же оказалась на грани раскаяния. Он более искусный актер, чем она думала. Либо она по-настоящему ранила его своими словами.