Мойра едва сдержалась, чтобы не заплакать. Так ясно выраженное и такое чистосердечное заявление! Только настоящая любовь может подвигнуть мужчину к столь высокой поэзии. Когда Тони просил ее руки у родителей, основной темой разговора немедленно стали деньги и то, как скоро состоится церемония. Конечно, тогда ей страстно хотелось, чтобы все решения были приняты. Она так безрассудно желала покинуть родительский дом, что даже не задумывались о том, что может упустить вполне реальный шанс.
Проглотив комок в горле, Мойра доброжелательно улыбнулась им.
– Дорогой мистер Скотт, я с удовольствием дам Вам не только мое разрешение, но и благословение. – Она поднялась, подошла и расцеловала их, светящихся счастьем. Они знали, что она не откажет, но все равно ее последние слова, казалось, наполнили их ликованием.
– Полагаю, вам нужно немного побыть наедине, – произнесла она, отметив, как они оба оживлены. Они видели только друг друга, и, если бы, Мойра тут же не оставила их, они бы взорвались от нетерпения.
Но хоть она и завидовала им и была рада за них, она не могла пренебречь своими обязанностями наставницы.
– У вас есть десять минут, – предупредила она с притворной суровостью, направляясь к выходу. – Кстати, я оставляю дверь открытой.
Услышали ли они ее, она не поняла.
Все еще улыбаясь, она пересекла ярко, освещенное пространство холла и остановилась перед картиной Тони, изображавшей Купидона и Психею.
– Ах, Тони, если бы мы с тобой могли быть счастливы, как эти двое! – Ее губы задрожали. – Не обязательно друг с другом.
Если бы Тони любил женщин! Нет, даже и тогда ничего бы не изменилось. Жаль, что Мойра не нашла никого, кто стал бы для нее тем, кем Натаниэль был для Тони. Если бы только Тони был жив!
Нет. Заведи она любовника при жизни Тони, ей бы не понравилось, что он стоит на ее пути к человеку, которого она по-настоящему любит. Все, что Тони мог сделать, женившись на ней, – это на долгие годы уберечь ее от сердечной любовной боли и от возможности иметь такого человека. Но она предпочла бы пройти через горечь и боль предательства Уинтропа, чем держать обиду на Тони. В конце концов; Тони никогда не пытался уверить ее, что он не тот, кем был на самом деле.
Стук в дверь, эхом отдавшийся в холле, прервал ее размышления. Кто это мог быть? Она никого не ждала.
Выпрямившись, она вслушивалась, как открывается дверь. Честер воскликнул «О Господи!», и она бросилась в прихожую.
Сердце замерло в груди. Сначала она ничего не увидела, только Уинтропа Райленда, который находился в ее доме, был промокшим до нитки, с волосами, прилипшими к голове, с остановившимися темными глазами на заледеневшем лице.
Потом она заметила, что он держит на руках какой-то тяжелый узел. Она наморщила брови. Неужели это человек?
Уинтроп двинулся вперед, хотя никто не приглашал его. Он чуть-чуть наклонился под тяжестью своей ноши, которая, когда он вошел в освещенный холл, и в самом деле оказалась человеком.
Мойра пошла навстречу, но внезапно ноги ее налились свинцом, а сердце помчалось вскачь. Он остановился прямо перед ней, чтобы она смогла рассмотреть лежащего на его руках, словно жертва языческого ритуала, человека. Она протянула к нему руку.
Мойра тихо вскрикнула, когда ее пальцы коснулись холодных, мокрых белокурых волос. Она поняла, кто это, еще до того, как увидела бледное, залитое кровью лицо, уткнувшееся в плечо Уинтропа.
Натаниэль.
Глава 15
Натаниэль лежал на ее постели в том же самом положении, в каком Уинтроп устроил его здесь. Его лицо было бы бледным, если бы не множество кровоподтеков и сочащихся порезов. Он уже должен очнуться. Хотя бы простонать. Мойра сидела у него в головах на стуле, а доктор Григгз, которого нашел Уинтроп, в это время осматривал его.
– Он придет в себя? – От страха она заговорила высоким, дрожащим голосом. Изо всех сил она старалась не отводить глаз от ужасающего лица Натаниэля. Она боялась, что, как только она отвернется, он тут же умрет.
Григгз вежливо улыбнулся ей и стал отирать кровь с лица пациента теплой влажной салфеткой.
– У меня нет ни малейшего сомнения, что он полностью восстановится.
Она чуть не зарыдала от облегчения.
– Он серьезно ранен?
Доктор промывал салфетку в тазу. Мойра заставляла себя не смотреть, как вода окрашивалась в густой красный цвет.
– Ребра не повреждены, – ответил тот, отжимая ткань. – Однако ушибы в этой области уже отчетливо видны. Полагаю, несколько дней он будет испытывать дискомфорт. От порезов на лице вряд ли останутся шрамы, но отеки еще сохранятся какое-то время. Ему станет хуже, прежде чем он пойдет на поправку.
Мойра посмотрела на Натаниэля. Один глаз уже затек синяком. Бедный ее друг! Кто мог сотворить такую мерзость?
Это не Уинтроп, она в этом не сомневалась. Он мог что-то иметь против Натаниэля за то, что тот не подпускал его к Мойре. Но Уинтроп не жесток. Кроме того, если бы Уинтроп устроил это, он не потащил бы Натаниэля к Мойре собственноручно. Он бы бросил его, чтобы она сама его нашла.
И он не глядел бы на нее так опустошенно и с таким сочувствием. Она с трудом могла смотреть на него из-за раскаяния на его лице. Когда она застала его у своего сейфа, даже тогда он не испытывал таких угрызений совести. Или она просто не заметила: такую боль и злость она ощущала в тот момент.
Может, всему виной Мэтью? Был ли он единственным претендующим на любовь Натаниэля? Возможно, он сам делил свои предпочтения между несколькими. Это мог быть один из тех джентльменов – она с легкостью употребила этот термин, – которые относятся с презрением к мужчинам с несколько женственной наружностью.