Она никогда не полагала всерьез, что ее жизнь с Тони была ошибкой. Разве что иногда сожалела об определенной стороне их брака, но тот факт, что с помощью Тони она сумела вырваться от родителей, всегда вызывал в ней чувство признательности к нему.
Родители. Только воспоминание о них вызывало непроходящую горечь. Они, должно быть, приедут на помолвку Минни. В первый раз после смерти Тони Мойра снова встретится с матерью.
Норт протянул ей бокал:
– Мойра, пьем за Девлина и Блайт.
Мойра поблагодарила и взяла хрусталь с искрящимся напитком. Брам, отметила она, пил что-то другое, а не шампанское. Сидр, если обоняние не подвело ее, – напиток, который не сильно ударяет в голову.
– Не поднимайте бокалы без меня, – прозвучал голос сзади, от которого по спине пробежала дрожь удовольствия и трепета.
Он приехал.
Она обернулась, задохнувшись от одного его вида. Он выглядел несколько устало, но по-другому. Это было мужское совершенство в строгом вечернем костюме. Подбородок свежевыбрит, волосы тщательно причесаны.
Улыбаясь, с искренним удовольствием он поздоровался с Девлином и Блайт, обняв и расцеловав невестку в щеки. Он взял в руки бокал шампанского, который протянул Норт, повернулся и увидел ее.
Она заметила, как его улыбка слегка померкла, но не исчезла. Либо он был хорошим актером, либо и в самом деле был рад встрече с ней. Она тоже обрадовалась ему. Дрожь в коленях служила тому подтверждением. К черту его бездонные глаза, но у него хватило дерзости рассматривать ее. Она ответила тем же.
Их взаимное разглядывание нарушил возглас Брама. Он предложил Майлсу поддержать его братский тост за Блайт, а потом выпить за Девлина. Норт и Уинтроп присоединились к ним, и каждый из них рассказал свою историю из детства Девлина.
– За моего маленького братишку-великана, – закончил свое приветствие улыбающийся Уинтроп. – Хотелось бы когда-нибудь стать вполовину таким же мужчиной, как он.
Это звучало весьма трогательно, пока Норт не заявил:
– Ты уже и так вполовину его – по росту.
Смех наполнил комнату, а гости столпились вокруг виновников торжества. Мойра воспользовалась возможностью придвинуться поближе к Уинтропу. Она не представляла, что можно сказать, после того как прогнала его, но что-то надо было придумать.
– Добрый вечер. – Не бог весть как оригинально, зато вежливо.
Казалось, он удивился ее приветствию.
– Да ведь и в самом деле!
Опустив голову, Мойра стояла и покусывала нижнюю губу, потом подняла на него глаза.
– Я хочу извиниться за некоторые вещи, сказанные, когда мы виделись последний раз.
Он покачал головой:
– Не стоит. Вы были правы, когда заявили, что ваша жизнь станет лучше без меня.
Она отважно встретила свои слова, брошенные ей назад.
– Прекрасно сказано.
Он пожал плечами и глотнул шампанского.
– И безопаснее. Пока вам лучше быть подальше от меня. – Его словам удалось бы ранить ее сильнее, если бы она не услышала, как прервался его голос. Он не просто сказал ей это, он попросил ее, даже умолял.
– Уинтроп, что ты задумал?
Он не взглянул на нее, вместо этого он смотрел в сторону своей семьи.
– Не могу тебе сказать.
В груди все сжалось.
– Ты все так же не доверяешь мне. – Уинтроп посмотрел на шампанское.
– Не доверяю.
– Понятно. – Она замерла, вся похолодев. Оцепенела. Не ощущала своих пальцев, вцепившихся в ножку бокала.
– Нет, ты не понимаешь. – Повернувшись к ней всем телом, он говорил резким шепотом. – Я не могу рассказать, потому что не вправе довериться тебе. Ты ведь кинешься делать какую-нибудь глупость, например, помогать мне или, прости Господи, спасать меня.
Спасать его? О Господи, что он задумал?
– Я не собираюсь…
– Непременно соберешься, ты из этой породы женщин. – Одним глотком он осушил бокал. – Ты слишком хороша. Самое лучшее, что ты можешь сделать, чтобы помочь мне, – держись от меня подальше.
Она с трудом проглотила комок в горле.
– Разумеется. – Она повернулась, чтобы отойти. Она поняла: у него есть серьезная причина говорить ей такие вещи. Но он по-прежнему не желал сказать ей правду. Она и не была ей нужна, тем более сейчас. Все, что ей было нужно, – это знать, что в один прекрасный момент он все равно доверится ей. Тогда стоит отойти, чтобы никто не услышал этого унизительного разговора.
Он остановил ее, заступив дорогу, загородившись от любопытных взглядов.
– Мойра, я знаю, у меня нет права просить, но мне нужно, чтобы ты доверилась мне. Сделай так, и я обещаю, что, когда все будет позади, я расскажу тебе правду.
Надежда расцвела в ее груди. Уинтроп смотрел настойчиво, прямо и искренне.
– Отлично. – Это все, что она могла сказать, чтобы не засмеяться от радости, как деревенская дурочка. Может, он доверится ей потом. Но ее желание улыбаться быстро улетучилось. Он не будет с ней правдивым до конца, пока это не перестанет быть важным. Это было примерно так же: она рассказала ему о том, что девственница, после того как он сам узнал об этом. Так какое же это доверие?
– Буду стоять в сторонке и ждать, когда ты придешь ко мне. – Горечь примешалась к ее словам.
Он чувствовал ее недовольство. Глаза умоляюще смотрели на нее.
– Ждать долго не придется.
– Угу. – Она отступила в сторону, обходя его, как преграду. – Больше ничего не обещай, Уинтроп.
– Почему? – нахмурился он.
Она остро взглянула на него, прежде чем отойти.
– Потому что я буду ждать, когда ты начнешь выполнять обещания.
Что, черт побери, это должно означать?
Уинтроп наблюдал, как, шелестя платьем, Мойра пересекала комнату. Каждый дюйм ее королевского тела, затянутого в кремовую парчу, ее роскошная грудь приковывали взгляд. Ей можно было не беспокоиться, как она выглядит в его глазах. Она осталась бы для него красавицей и в рубище, и в лохмотьях.