Кто бы еще взялся за это дело, справился бы и сделал то, что нужно?
Собрать все данные, говоришь.
Впервые за многие годы, а может и десятилетия, а может и века я заплакал. Хотя было бы совсем нечестно назвать это плачем. Я просто выдавил из себя пару слез. Я не знал, что чувствовать.
Ничто не имело значения. Я — подлец. Я всегда плевал на чужие желания и просьбы. Даже ее. И, по страшной, жестокой, нелепой иронии, не на желания Председателя.
Я продолжал обнимать ее одной рукой, а другой я нащупал то, что шло вместе с материалами к заданию.
Маленький механизм, несколько сантиметров в размере, не больше ручки от ножика.
Кинжал нашего века.
Воткни его в робота — выкачаешь все данные из его нейронной сети, даже зашифрованные. Как он обходит шифровку?
Убивает энергоснабжение. Перехватывает душу, летящую на небо, и всасывает ее в себя.
— Прости меня, прости меня, — повторял я шепотом. Слышала ли она это?
Бесполезно.
— Второй императив… — начала она, когда я уже почти вонзил это устройство в стандартный разъем у нее на затылке, который был у всех андроидов.
Я забираю тебя с собой.
Я все равно защищу тебя.
Мы все равно будем вместе. Мне ничего больше не нужно.
Я обнял ее еще сильнее.
И услышал ее настоящий голос:
— Обещай мне, что, несмотря ни на что, ты будешь жить.
Я медленно опускаю мертвое тело.
Спи.
Все конечно.
Достаю телефон, машинально пишу Председателю «Готово».
Засовываю телефон в карман. Почти разрядился. Дома заряжу.
Спускаюсь по лестнице.
Иду домой.
Поднимаюсь по лестнице.
Открываю дверь.
Все та же комната, все та же бутылка, все тот же диван. Я снимаю пальто, вешаю шляпу на крючок, стягиваю галстук.
На руке, оказывается, огромная царапина. Беру первый попавшийся бинт, наспех заматываю.
Вспоминаю, что надо бы зарядить телефон, но мне уже плевать.
Пытаюсь собраться с мыслями, но не получается — вести с ними конструктивный диалог так же легко, как с трупами в морге. До меня доходит, что скоро рассвет, но я уже слишком устал, чтобы встречать его — я просто хочу лечь и заснуть.
Небо за окном начало приобретать синеватый оттенок вместо черного, на улице начал образовываться густой туман, и очень скоро миллионы сонных людей лениво побредут на свою работу.
Я закрыл жалюзи.
Не хочу видеть.
Скоро все будет хорошо, как прежде.
Ложусь и накрываюсь пальто вместо одеяла.
Одно меня радует — пускай мои работодатели и заедут скоро забрать полученные данные, но я все же смог сохранить ее. Ее жизнь не пропала даром, не исчезла, не испарилась — и, может быть, она придет еще раз. Я хочу ее встретить еще раз. Я не хочу жить. Без нее, по крайней мере, уж точно. Это продолжалось слишком долго, и, не знаю, может уже завтра, или послезавтра, или послепослезавтра, в награду за все, мне сделают и ее. Ведь можно же воссоздать мертвых. Теперь мы можем обмануть смерть. То, ради чего она умерла. То, что хотела унести с собой в могилу. И мы забрали это. Но так будет лучше для всех — да, так будет лучше для всего мира, говорил я себе. Ты же хотела сделать мир лучше — вот он и станет лучше, правда?
Но я все равно почему‑то не мог заснуть. Совершенно. И даже не знаю почему.
Намотался я по этим кругам. Метель за окном не унималась — даже стала сильнее.
Все равно.
Не знаю. Мысли путаются. Я закрываю глаза, и все рябит. Жизнь, смерть, погони, удары, музыка, тишина, полиция, этот фантом, крыша…
Очередной рассвет, что мы не встретили вместе.
Глаза слипаются. Все, хватит, думаю я. Пора спать — несмотря на боль, сломанные ребра. Я буду спать очень-очень долго, и скорее всего этой ночью меня будут мучить кошмары. Не знаю. Не хочу ни о чем думать. Но одно я знаю наверняка: я встану ночью и опять просплю новый день.
15 августа 2014