Красный свет, яркий в окнах и совсем уже тусклый на полу и потолке, из‑за чего он выглядел довольно грязно, сначала немного слепил мне глаза, но я к нему быстро привык, так как был здесь не в первый раз. Несмотря на огненную оргию света, в комнате или было очень холодно, или я уже начал выдыхать табачный дым. Не знаю, я не очень различаю запахи, если честно.
В центре этой комнаты, в самой сингулярности этой черной дыры, в маленькой точке, куда стекается все и вся, где все и ничего, максимально плотном пятачке вселенной, находился стол, на который падал неестественный белесый свет электрической лампы, висевшей где‑то так далеко наверху, что вы бы ни за что не смогли увидеть ее.
А за столом, не спеша разделывая серебряным ножиком изысканное блюдо из ягненка, сидел он.
Его величество, мрачный одинокий титан, Прометей, давший людям вместо огня все новейшие достижение техники, олицетворение эпохи — Председатель Совета Директоров.
ПСД.
Представитель Самого Дьявола — так я его называл про себя. Ему бы понравилось. Почему?
Послушайте!
Потому что не он был главным. Это был не человек — это был ходячий титул. Сейчас объясню: никто не знал, куда девается старый и откуда приходит новый. Все как‑то шло само собой все эти годы. Цикличность ли это? Или преемственность? Для меня это одно и то же, если честно.
Выйдя из лифта, я сразу зажег сигарету, чтобы передо мной был хоть какой‑нибудь маяк, кроме этого стола, этого склепа, приглашавшего меня на огонек.
Мне было абсолютно плевать, можно ли тут курить или нет. Абсолютно.
Как только двери лифта закрылись, я физически почувствовал, как тьмы за мной стало больше. Может, красные лампы постепенно умеряли свой пыл. Может, Председатель впитывал свет вокруг себя и не отпускал его.
Все это слишком субъективно. Но потерпите.
С каждым моим шагом ее и впрямь становилось больше, комната словно сужалась, подталкивая меня к этому столу. Я уже успел докурить сигарету и выбросить несчастный окурок на произвол судьбы в этой темноте, а я все шел и шел и шел. Звуки моих шагов отзывались пронзительно громким, острым, я бы сказал, эхом.
Но я мог бы и не идти — пространство само сузилось бы достаточно, чтобы поставить меня с Председателем лицом к лицу.
Сначала был голос.
— Скверно выглядишь.
Затем он положил приборы на тарелку, аккуратно вытер рот.
Потом я увидел его, опиравшегося на сложенные в замок чуть распухшие, противные кисти с идеально наманикюренными пальцами. Его круглые очки горели во тьме тем же бледным светом, в маленьком кругу которого мы находились. Казалось, что я видел лишь эти горящие очки и его довольную широкую улыбку, как у одного кота, внезапно появившегося в этом мире оживших кошмаров. Как же его звали? Он еще в книжке был одной, где там девочка сначала падала-падала, а потом все с ума сошли.
Не имеет значения.
Он был крупным, низким, мужчиной с коротко стриженными волосами. Но стоило ему встать, как ты сразу ощущал себя маленьким, словно он расправлял крылья и превращался в чудовище.
Дракон, чью голову принц должен отрубить волшебным мечом.
Но я работаю на него, к сожалению.
Оправа его круглых очков была настолько тонкой, что мне всегда хотелось сначала разбить ему их, а потом только его гладкое лицо. За стеклами прятались бледно-голубые глаза, в центре — по маленькой черной точке, что жгли тебя, как муравья под увеличительным стеклом.
Костюм, на котором вот-вот поотрывались бы все пуговицы, не в силах сдерживать эту утробу, в которой переваривались поглощенные целиком души. Еще одна — и все. Выпишите нам нового Председателя, пожалуйста.
Не дождетесь.
Скверно выгляжу? Я‑то?
— Не без вашей помощи.
— С нашей‑то как раз помощью, — говорил он, — ты вообще стоишь на ногах. Что, разве не так?
Тик.
— Вашей?.. Вашей?
Так.
— Ну разумеется, друг мой. Не ты один тут в печали — знаешь ли, мы тоже очень и очень расстроились, потеряв такую ценную сотрудницу. Эх, дела, дела…
Тик.
Сотрудницу. Они тоже расстроились.
Так.
— Это за этим меня сюда вызвали? Повспоминать старые добрые деньки? Кстати, хорошую девчонку поставили себе на входе — почему бы и тебе тоже не замаскироваться, чтобы я не видел твоей настоящей рожи?
Он засмеялся, но в его голосе было так мало жизни, что я даже не услышал эхо его хохота.
Или же черная дыра всосала в себя и звук.
Не знаю.
— Ах ты старый сукин сын, пока в лифте ехал, наверное, придумал! Ну, ничего — мне даже нравится. А знаешь ли ты, когда мы проектировали это чудо, думали ж о тебе, глупый. Как же сделать так, чтобы наш Безумный Шляпник смог успокоиться и снова увидеть свою любимую? Скоро запускаем массовое производство. И работу предлагаем — как раз на девочек будут деньги, а и выглядят они — ну прям точь-в-точь.